Пока я помню — я живу

моему большому сожалению, уже нет никого, кто мог бы изложить более подробно и правдиво информацию, касающуюся членов нашей большой семьи. Поэтому я излагаю так, как запомнил лично или со слов своих родителей и бабушек (очень жалко, что мы не прислушивались и не расспрашивали, когда еще было это возможно). Напишу о себе и тех наиболее значимых эпизодах своей, в общем рядовой судьбе. Я — первенец, т. е. старший брат, а всего нас было четверо, и все мальчики! Начало войны застало меня в Киеве, куда за несколько дней до этого я приехал в гости со своей бабушкой, этот день я помню, так как у нас взрывной волной утром 22 июня выбило стекла и все очень кричали. Нам удалось уехать из Киева одним из последних поездов, хотя нас уговаривали остаться — «немцы до Киева не дойдут, их разобьют и т. п.». Если бы бабушка прислушалась к этим доводам, то и я и она были бы в Бабьем яре.

До Ленинграда добирались десять суток, по пути нас неоднократно бомбили, особенно запомнилась ст. Орша, где немцы уничтожали воинские составы и все, что там было в эти дни. Помню: пожар и мы одни в вагоне, который, к счастью для нас, не загорелся.

Далее восемь месяцев блокады, и постоянное чувство холода, смерти родных, близких и просто соседей по дому.

Отдельные эпизоды до сего времени я помню очень отчетливо, гораздо лучше очень многих событий, случившихся много, много позднее, почему так, я не могу объяснить, видимо, это свойство моей памяти — помнить плохое. Я вижу: как я бегу за мамой, а у нее на руках мой брат, ему было три года, из горящего трамвая (еще трамваи ходили, значит, примерно конец сентября 1941 г.). Это было недалеко от фабрики «Печатный двор» на Чкаловском проспекте, и я отстал и потерялся, как увидел впервые мертвого — это был наш сосед, мальчик чуть старше меня, сын дворника, как умер у меня на глазах мой брат 1940 г.р. и еще многое, что мне никак не забыть.

До апреля 1942 г. я вместе с мамой, двумя братьями и бабушкой жил в блокаде на Петрозаводской ул., 7, в подвале дома, который до революции принадлежал родителям будущего академика С. Д. Лихачева. В нем было общежитие для аспирантов, а сами хозяева жили в этом же доме в небольшой квартире (со слов моей бабушки). Этот подвал, где раньше был какой-то архив, обладал огромными достоинствами: не нужно было бежать в бомбоубежище, очень маленькое окно на уровне тротуара выходило в узкий проход двора и имело крепкие ставни (дополнительная безопасность и сохранность стекла), а кроме того, в этом подвале была прачечная и узел подачи воды в соседний дом, где располагалась баня (в то время очень важный объект, где мыли и переодевали мобилизованных перед отправкой на фронт).

В нашем помещении хранились какие-то ценности, которые мама С. Д. Лихачева принесла к моей бабушке посла ареста С. Д. «для сохранности» и на удивленный вопрос: «Ведь вы меня почти не знаете», — она ответила: «Я вижу ваше лицо, и мне достаточно». Этот фрагмент я помню со слов бабушки. Все эти предметы лежали в нашей комнате, пока мы в ней жили, дальнейшей их судьбы я не помню. Бабушка после войны пыталась что-то выяснить, но безрезультатно.

Я помню, как вдруг появился мой отец на несколько минут в конце августа 1941 г. — их часть передислоцировали из Карелии на Волховский фронт, и ему удалось получить разрешение на встречу с семьей, — как мы, мальчишки, бегали за оркестром, который играл около бани первое время, провожая солдат на войну.

В апреле 1942 г. благодаря помощи маминого старшего брата М. Ш. Расина (о нем — ниже) мы по битому льду Ладоги под брезентом за несколько пачек махорки выехали в эвакуацию, это была Башкирия, где и проживали до 1946 г.

Далее — типичная судьба — в 1950 г. закончил семилетку (с отличием), но в восьмой класс не пошел, спасибо директору школы, фронтовику, который сказал моей маме:

«Ему после десятого класса никуда не поступить, пусть выбирает специальность, чтобы смог прожить, хотя я и не должен был вам это говорить». Это был мой первый урок столкновения с государственным антисемитизмом (в довольно мягкой форме). Далее — без вступительных экзаменов — поступил в техникум, закончил его в 1954 г. и был отправлен по распределению в г. Мурманск, откуда и был призван в армию, где служил до 1958 г. (оба моих брата тоже отслужили, так что наша семья вместе с папой отдали стране почти четырнадцать лет).

После армии проработал 38 лет на одном предприятии, прошел все ступени, от техника до главного инженера, ну это уже результаты перестройки, и в 1995 г. в день выхода на пенсию — уволился, так как не мог видеть, а тем более участвовать в тех деяниях, которые начались. Далее устроился на другое место рядовым инженером, правда, через полгода директор упросил возглавить техническую службу, к тому моменту практически не существующую, отработал еще семь лет и в 2002 г. вынужден был уволиться по состоянию здоровья (я за шесть месяцев перенес четыре очень тяжелых операции, а всего их было шесть). Теперь я — пенсионер, живу «в свое удовольствие», правда, оно сильно уменьшилось, записная книжка пустеет, волос с каждым годом меньше, а живот — больше.

Освоил ПК (хотя и явно недостаточно). Провожу много времени в интернете, интересуюсь общественной, в основном еврейской, жизнью, был в Израиле — четыре раза и один раз в США — у братьев.

Источник: «Так было… Дети войны о Холокосте». Воспоминания детей войны — блокадников Ленинграда и выживших в Холокосте. Санкт-Петербург, 2021.