Наш дом

В Москве на улице Метростроевской (теперь она носит свое прежнее название — Остоженка) с 20-х годов прошлого столетия и до 1969г. жили сестры: Балабан Софья Михайловна (Моисеевна), моя мама – Валентина (Фаина) Михайловна Балабан и их двоюродная сестра Адель Исаевна (Эйдля Шаевна) Герцфельд со своей мамой Фаиной Моисеевной.

Наш дом ласково называли «тетушник», в нём всегда царила атмосфера единой семьи, несмотря на то, что квартира принадлежала старшей из сестер — Софье Балабан. Она получила её в то время, когда работала секретарем Верховного Суда.

Я родилась накануне Финской войны, в 1938 г. Как рассказывала мама, я была длинноногим ребенком. Часто во время прогулок в зимние морозы мои ноги вылезали из-под одеяльца в детской коляске, и, если мама не замечала, прохожие на улице окликали её.

Ощущением и потом осознанием семьи рода Балабан я прониклась еще в детстве, когда в комнате тети Адель — Эйдли Шаевны — за старинным столом красного дерева с резными ножками-тумбами собиралась вся родня семьи Балабан. Мне хотелось, чтобы эти родные лица чаще бывали в нашем доме.

За год до моего рождения, в 1937 году, Софью сослали в Магаданский край, г. Сасуман. Осталась у нее 5- летняя дочь Балабан Нина, 1932 г. рождения. Позднее, когда в 1945 г. Софья Балабан вернулась из Гулага, она рассказала дочери, что ее отец был главным инженером военного завода в Ленинграде и, очевидно, он исчез в компанию сталинских репрессий по Ленинградскому делу.

Нину же после ареста Софьи взяла на попечительство тетя Адель. Незадолго до войны в квартиру приезжал высокого роста мужчина и спрашивал про дочь Софьи, но ее не отдали. Вскоре квартиру заселили соседи — семья заслуженной ударницы коммунистического труда фабрики «Красная Роза», которую поставили заведующей отделом в магазине «Шелка» на ул. Горького. О том, что значит быть зав. отделом в магазине, можно понять по тому, что, несмотря на трудные времена, молоко для нее приносили на квартиру. До чего ж бывают алчные люди! Во время бомбежек она садилась на сундуки и говорила, что без вещей – никуда!

Эвакуация

С началом Отечественной войны все легло на плечи моей мамы и тетушки, которая уезжать никуда не могла из-за своей престарелой мамы Фаины Моисеевны, двоюродной сестры нашего деда. Вспоминаю тетю Пупу ( La poupee), как она передвигалась по квартире, держась за табурет. Ортопедических приспособлений типа алихон тогда не знали. Третья сестра — Евгения Балабан, по мужу Каган, перед войной находилась с мужем в Германии, в Гамбурге. Там Абрам был торгпредом автомобильной промышленности, а в начале войны отвечал за эвакуацию предприятий г. Москва. Сестры Балабан знали про » Хрустальную ночь» от Евгении, которая, будучи в Берлине, видела, как горел Рейхстаг. Так что мама была информирована о войне на территории Восточной Европы и об угрозе фашизма раньше других.

Мама видела из окна нашего дома, как в самом начале войны снимали сусальное золото с куполов Храма Христа Спасителя, как баррикадировали Крымский мост, который словно панорама открывался из окон нашего дома. Ее родной брат Балабан Николай был отправлен на фронт комиссаром пехотного полка, сохранились его письма с фронта.

Видимо, мама боялась одна с трехгодовалым ребенком уезжать из Москвы и присоединилась к знакомым людям, отправлявшимся на Север. Так мы с мамой оказались в эвакуации в г. Киров, которому впоследствии вернули его прежнее название Вятка. В памяти остались вагоны-теплушки с раздвигающимися стенами и буржуйка в темноте вагона.

Устроившись на новом месте экономистом в лесной промышленности, мама сразу стала сдавать донорскую кровь, чтобы получать паек. В пайке был мороженый лук, слаще которого она всю последующую короткую жизнь не ела. В течение дня я находилась в детских яслях. Очень много болела бронхитом и впоследствии перенесла много воспалений легких. Вспоминаю маленькие домики в снегу, в мешках мороженое молоко и как однажды мама меня привела к знакомой женщине, а та в какой-то момент обварила себе ногу. От увиденного я упала в обморок, после чего на долгие годы во мне поселился внутренний страх. В дальнейшем это воспоминание помешало мне выбрать медицину в качестве профессии.

Возвращение

Вернулись мы в Москву, так как мама получила в письме сообщение от сестры Эйдели, что мамину комнату собираются отобрать. Когда мы прибыли в Москву и вышли из вагона, мама внезапно потеряла зрение, и нас за руку вели чужие люди. Потом у нее произошло полное кровоизлияние в одном глазу и развился сильный атеросклероз.

Свое послевоенное детство я вспоминаю как самый счастливый период жизни. Мама воспитывала меня одна. В конце недели забирала с пятидневки из Подмосковья, отмывала меня, и мы отправлялись в центр Москвы. Чаще всего это было посещение кинотеатра «Метрополь» — синий, красный или зеленый зал. Я помню, что после просмотра фильмов выходила вся зареванная — жалко было того, кого любили или бросали.

Вижу как сейчас магазин ТЭЖЭ в здании гостиницы «Москва», где в витринах стояли дорогие и престижные духи «Кремль» и «Красная Москва», запах которых я люблю до сих пор. По отцовской линии я москвичка в 4-м поколении. Моего отца крестили в церкви Вознесения у Никитских ворот, в ней А.С.Пушкин венчался с Наталией Гончаровой.

Здоровье мамы оказалось окончательно подорванным, и от малейшего волнения артериальное давление подскакивало до опасной высоты. Кончилось все инсультом. Таков результат военного времени, а маме было всего шестьдесят семь лет.

После учебы моя самостоятельная жизнь продолжилась на производстве, а потом в научной среде. В 1984г. защитила диссертацию на звание кандидата экономических наук в Институте экономики АН СССР.

Накануне моего отъезда из Москвы на ПМЖ в Израиль я побывала в Доме ученых на концерте Вероники Долиной «Мой дом летает». После концерта я к ней подошла и поделилась планами отъезда в Израиль и намерениями взять фамилию моей мамы — Балабан. И вдруг я услышала от нее, что Балабан — её девичья фамилия. Это было неожиданно.

Я получила от ее слов положительный заряд и чувство, что теперь, когда я живу постоянно в Израиле, мой дом тоже «летает». Я каждый год посещаю Москву, где остались мои родные пенаты. Может быть, поэтому я воспринимаю с удовольствием перемены в своем бытии. И я радуюсь красотам просторов Иудейской пустыни так же, как просторам русских полей.

О моем дяде

От мамы я слышала много рассказов об удивительных судьбах родни из семьи Балабан. Особая судьба, без сомнений, героическая, сложилась у родного брата моей мамы Наума Исидоровича Балабана, профессора психиатрии.

Наум Исидорович Балабан был главным врачом Областной психиатрической больницы Симферополя, возглавлял Академическую комиссию по созданию Крымского медицинского института и кафедру психиатрии Крымского медицинского института. В 1930-е годы спасал политзаключенных от репрессий, а в начале Великой Отечественной войны, оставшись в Симферополе, спас от уничтожения более 400 человек.

С 1921 г. он, будучи членом союза врачей из Крым-ревкома, работает в городе Симферополе.

В 1924 г., 18 ноября, в г. Симферополь Наум Исидорович зарегистрировал брак с Нелидовой Елизаветой Алексеевной. Оба в совершенстве владели немецким языком. Знание немецкого Елизавета Нелидова, княжна родом из Санкт-Петербурга, приобрела еще в Институте Благородных девиц.

Посвятив свою жизнь спасению людей, тем более психически больных, с первого дня войны оставался верным служению медицине на благо больных. Еще во время сталинских репрессий он укрывал под видом психически больных пострадавших от системы. Научное имя профессора Наума И.Балабана было широко известно в мире, и ему это удавалось.

По свидетельству документов, Науму Исидоровичу Балабану должны были присвоить звание Заслуженный врач России, но помешала война. Наум Исидорович не мог не видеть, что фашизм — это диагноз психиатрический, но лечить таких больных у него не было возможности. Однако ему удалось внести свой вклад в противостоянии их гнусным намерениям.

По приказу начальства, полковник, военврач Балабан Н.И. был оставлен до декабря 1942 года в Крыму.

Когда в 1941 году в Симферополь вошли немцы, то в больнице Балабан разговаривал с ними на чистом немецком языке. Желтую звезду ему не прикрепили, так как рассчитывали его использовать. Все кончилось, когда в городе появились эсэсовцы.

В марте 1942 г. в газете «Известия» была опубликована на целый подвал статья об уничтожении фашистами больных и персонала Крымской психоневрологической больницы, а также главного врача Наума Исидоровича Балабана. Так, благодаря этой статье, его сестры узнали о гибели брата.

Из книги Григория Нисенбойма «С войной покончили мы счеты…»