Карлин Марк родился 19 января 1938 года в городе Конотоп. Закончил электромеханический институт, работал на должности директора Быткомбината. Сыновья Игорь живет в Москве и Владимир живет в Израиле, внуки Евгения, Сергей, Лирон, Эльад. Репатриировался 10 декабря 1997 года.

(Записано со слов сестры Марка — Старосельской Любови.)

22 июня, первый день войны, я и Марк, играли на улице, не понимая, что происходит. Уже через день над нами появились немецкие самолеты. Мы узнали, что один учитель был убит на рыночной площади из пулеметов на самолётах.

Через день начали родители и все соседи рыть бомбоубежище в саду. Это была глубокая яма, прикрытая сверху досками и зелёными ветками. Налёты самолётов участились, и мы все прятались в выкопаной яме. У некоторых женщин во время налётов были истерики, слёзы и крики, но мы, дети, не реагировали так на это, так как не понимали всей серьезности этих событий. Через две недели наш отец получил повестку на фронт. В это время мне было 8,5 лет, моему брату Марку — 3 года. Я помню отчётливо, как мы провожали папу на фронт. Это были очень тяжёлые минуты. Около военкомата собралось очень много народу, у всех были очень грустные лица, многие не сдерживали слёзы и громко рыдали. Перед уходом на фронт, отец купил нам подводу и лошадь. Мы начали собираться в дальний неизвестный путь. В дорогу собрались ехать всем большим семейством: мама, мы с братом, бабушка (72 года), мамин брат с семьёй, две мамины невестки с детьми, одна из которых прибыла к нам из города Унгень. Их эвакуировали оттуда 22 июня в 6 часов утра на машинах, а её муж (мамин брат) остался воевать на границе, где в скорости погиб.

Мы ехали на подводах в сторону города Сумы. В городе Бурынь местные жители посоветовали нам проезжать по мосту через реку Сейм ночью, так как днём это сделать было невозможно из-за бомбёжки. Когда стемнело, мы въехали на мост, и вдруг осветилось ракетой, сброшенной с немецкого самолёта. Мы очень испугались и начали хлестать лошадей. Через мост мы переехали благополучно и продолжали путь в сторону города Сумы, куда мы прибыли вечером следующего дня. Подводы с лошадьми мы оставили, а сами сели в товарный поезд, который направлялся в Харьков. Когда мы прибыли на станцию «Основа», начался обстрел. Мы выскочили из товарняка и не знали, где спрятаться. Был ужасный хаос и страх, затем мы вернулись в товарные вагоны, предназначенные для перевозки разных грузов. Они были без крыш. Утром мы узнали, что этот состав не идёт в нужном нам направлении. Мы пересели на открытые платформы другого состава, который шёл в сторону Купянска и Рузаевки. Это уже была Россия. Мы ехали долго без воды и пищи, а навстречу двигались эшелоны с военными, которые, видя на открытых платформах детей, бросали нам еду (печенье, конфеты и так далее). Так мы добрались до Рузаевки, где был эвакопункт. Из Рузаевки нас отправили в районный центр Инсары Мордовской ССР, где нас поселили в фойе старого клуба, который не отапливался, а уже был холодный октябрь. Дети начали болеть. Я первая заболела корью, а затем мой брат Марик. Из-за этого, так как мы были в тяжелом состоянии, мама вместе с остальными нашла квартиру, куда мы переехали. Спали на полу, но было тепло. В Инсарах вскоре умерла бабушка. У меня началось осложнение — гнойный отит, что привело меня к глухоте. Корью переболели все дети в семье.

Когда немцы зашли в Сталинградскую область, нам предложили снова эвакуироваться. Нас посадили в товарняк и отправили в сторону Узбекистана. Ехали мы целый месяц. Голодные и холодные в антисанитарных условиях, нас заедали вши. На одной из остановок, мама выскочила за водой. В это время поезд тронулся, мама едва успела вскочить в вагон — для нас это был шок. Наконец, мы прибыли в Коканд Узбекской ССР, где нас поселили в огромный зал на полу. Провели санобработку, накормили и через несколько дней отправили в колхоз, в котором от нас отказались. Мы вернулись в эвакопункт, откуда нас отправили в Масотовский район село Калинино, где мама была вынуждена работать на сборе хлопка, а мы ей помогали. Нас поселили в большой комнате вместе с ещё одной семьёй и двумя молодыми поляками. Было 31 декабря, был выходной день. Мама с тетей и одним поляком пошли на рынок, чтобы обменять вещи на продукты. Уходя, мама приказала мне следить за Мариком, чтобы он не выскакивал раздетым, но он всё таки выбежал. Я за ним с пальто. Марик с двумя двоюродными братьями сидел около дороги, по которой шли двое военных. Вдруг в одном из них я узнала нашего отца. Радости нашей не было конца. Отец получил отпуск после госпиталя и разыскивал нас. Не имея точного адреса, он шел мимо нашего дома, не зная, что мы здесь живем! Я закричала: «Папа, мы здесь!» Отец повернулся и увидел нас, бегущих за ним. Мы были счастливы, что отец жив. Вскоре вернулась мама, и мы все вместе встретили Новый 1942 год. Через две недели папа вернулся на фронт.

Мама продолжала работать в колхозе, где за работу получала три маленькие лепешки в день, которые старалась отдать нам. Мама продолжала менять остатки вещей на скудные продукты, чтобы мы не умерли с голода. Я помню, как мама варила рис. На огромный чугун она ложила один стакан риса и наливала полный чугун воды. Рис варился до образования клейкой массы. Мы с братом выпивали эту клейкую массу и съедали по ложке риса. Это была ужасная еда — но всё же «еда». Из семян хлопка выдавливали масло, которое в магазины, а нам разрешали брать отходы, которые мы употребляли в пищу. Борщ мама варила из лебеды. Лучшей едой для нас стала шелковица, ягоды которой мы собирали под деревьями. Их тушили и ели, как лучшую сладость. До сих пор помню этот вкус.

Через некоторое время мы вынуждены были переехать в Киргизию, где были наши родственники, так как здесь мы больше не могли оставаться по причине сильного голода. Выглядели мы как типичные рахитики — худые с большими вздутыми животами. Маме было всего 34 года, а выглядела она на 70 лет.

Когда мы приехали в город Карабалта, нас встретили родственники. Идти я не могла, так как не было сил. Меня несли на руках. Так мы были обессилены от голода.

В Карабалтах Киргизской ССР мы почувствовали себя лучше, так как мама начала получать на нас пособие и по 300 грамм хлеба на человека. Нам помогла преодолеть голод — сахарная свекла, которую мы выпрашивали у людей, возивших свеклу на сахарозавод, которую мама тушила. Это было очень вкусно.

В Карабалтах мы прожили до конца войны, выжив с трудом в столь тяжёлое для всех время. Этот период жизни забыть невозможно. Это навсегда осталось в нашей памяти, как самый страшный период моей жизни. И пусть наши дети, внуки, правнуки никогда не испытают этого, пусть только читают об этом в книгах, дабы это никогда не повторилось.

Источник: «Книга памяти. Воспоминания жителей Цфата, переживших ту войну». Израиль, Цфат, 2015.