Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Танклевский Михаил

Если завтра война, если враг нападет, 
Если темная сила нагрянет,  
Как один человек, весь советский народ 
За свободную Родину встанет.
                          В. Лебедев-Кумач, 1938г.

 

В 1941 году я окончил в Киеве 7 классов средней школы. В то время седьмой класс считался выпускным, и у нас было двенадцать экзаменов. Сдав их, наш класс 21 июня поехал отмечать это событие за город. Много позже я понял, что пикник наш был в районе, где через три месяца немцы расстреляли тысячи евреев, оставшихся в Киеве. Это был Бабий Яр — дважды печально знаменитый. После войны здесь прорвало дамбу, и селевый поток высотой в 6 м хлынул оттуда на жилой массив — Куреневку. Я увидел этот поток через несколько дней, когда он уже застыл. Меня сразили детские туфельки, выглядывавшие из песчано-глинистой массы рядом с мебелью и другими домашними вещами. Но все это было позже, а в последние предвоенные дни здесь было тихо, зелено и очень красиво.

Все мы чувствовали приближение войны, но все же надеялись, что ее удастся избежать. Германия настолько увязла в войне с Англией и Францией, что СССР, благодаря мудрости Сталина, думали мы, сможет остаться в стороне. Мы были патриотами! Я говорю о себе и своих близких товарищах. В детстве интересовались военной техникой, особенно танками, и когда нужно было выбирать специальность, я поступил на танковый факультет.

За неделю до войны из радиорепродукторов днем лилась музыка — прокручивались лучшие пластинки (обычно в это время был перерыв в радиовещании). Работающая радиостанция являлась ориентиром для самолетов — радиомаяком. Над Киевом непрерывно слышался гул авиационных моторов. Это наши летели на запад. К сожалению, большинство самолетов было уничтожено на полевых аэродромах в первые дни войны.

В ночь на 22 июня дважды звучали сигналы воздушной тревоги и были слышны взрывы, но на это не обратили внимания — учебные тревоги были обыденным явлением, и утро началось, как обычно. Готовились к открытию нового стадиона. Однако вскоре появились разговоры о том, что немцы бомбят авиазавод. Мы пытались что-то рассмотреть, видели самолеты, но взрывов больше не было. По радио обещали важное сообщение. Мы поняли, что началась война, но не совсем представляли себе, что будет с нами. В 12 часов по радио выступил Молотов.

Начали заклеивать окна полосками бумаги, вечером ввели светомаскировку. Мы ходили по двору и бдительно следили, чтобы ни одна полоска света не проходила через шторы. Утром передали первую сводку Совинформбюро, из которой стало известно, что наши войска оставили Ковно, Ломжу и Брест. А затем в сводках появились сообщения в каком направлении ведутся бои: Минское, Новоград-Волынское и другие. Это значило, что наши войска пытаются освободить упоминаемые города уже занятые немцами. Тем временем фронт перемещался на восток.

В Киеве жизнь в целом продолжалась относительно нормально. Бомбежек жилых кварталов не было, не было особых проблем с питанием. Но на улицах появились баррикады из мешков с песком и противотанковые «ежи». Ловили шпионов, особенно доставалось тем, кто носил шляпу.

Кстати, когда я, уже будучи инженером, одел шляпу, в поселке, куда меня направили по распределению как окончившего с отличием Киевский Политехнический институт (дорога в аспирантуру мне, еврею, была закрыта), на меня тоже смотрели почти как на шпиона, хотя война к тому времени уже давно закончилась.

В начале июля началась эвакуация жителей Киева. Мы тогда не могли уехать, поскольку моя мать, врач-стоматолог, с началом войны стала челюстно-лицевым хирургом, а на базе поликлиники, где она работала, должны были развернуть челюстно-лицевой эвакогоспиталь. Только в августе пришел приказ о передислокации в Горловку, в Донбасс.

Мы должны были плыть пароходом по Днепру до Днепропетровска, а затем ехать поездом. Находясь двое суток на пристани, парохода мы так и не дождались. Оказалось, что немцы уже вышли к Днепру в 20 км от Киева. Но мы думали, что это десант, с которым быстро справятся. Так или иначе, мы возвратились домой. В городе были слышны непрерывная артиллерийская канонада и звуки разрывов минометных снарядов.

Надо было собираться в дорогу и настраиваться идти пешком, если другой возможности не будет. Рюкзаки мы пошили заранее, на случай, если состав разбомбят в дороге. Сложили в рюкзаки самые необходимые вещи. Но канонада в это время несколько поутихла, люди стали успокаиваться, появилась возможность уехать поездом. Позже из мемуаров участников событий я узнал, что в Киев из Крыма прибыла воздушно-десантная бригада под командованием Родимцева и на какое-то время остановила немцев в пригороде Киева — Голосеево, куда в мирное время ходил трамвай.

10 августа мы выехали из Киева в товарном вагоне до Купянска (узловой станции вблизи Харькова), а оттуда в Горловку. Но к тому времени фронт приблизился к Днепропетровску, и был получен приказ развернуть госпиталь в Челябинске. Сотрудникам дали товарный вагон, и через три недели мы были на Урале. Госпиталь просуществовал до 1946 года, после чего был расформирован, поскольку необходимость в нем отпала. В Киев я возвратился в 1948 году.

Сейчас ведется полемика о причинах поражения Красной Армии в первый период войны. В том числе выдвигается версия, что большое количество пленных красноармейцев было следствием недовольства советской властью и лично Сталиным. Насколько я помню были такие люди, но все-таки их было меньшинство. Когда мы собрались уезжать, нас как-то остановил знакомый, известный в городе детский врач. Он сказал нам: «Куда вы едете? Немцы приличные люди, я с ними имел дело в 1918 году, в дороге же вы погибнете». Его расстреляли в Бабьем Яру. В основном люди видели в фашистах заклятых врагов и попадали в плен из-за неразберихи, царившей на фронте в начале войны, когда даже стойкие части, державшие оборону, попадали в окружение. Но это тема отдельного разговора.

 

Михаил Танклевский, г. Димона