Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Гутина Людмила

Gutina1

Родилась в 1941 году в городе Первоуральске Свердловской области. После эвакуации жила в Ленинграде. Окончила институт точной механики и оптики. Репатриировалась в Израиль в 1999 году. Живет в Маале Адумим. Дочь и двое внуков

ВСЕГО ОДИН ЭПИЗОД

Когда началась война, мой отец Аркадий Михайлович Содоловский был эвакуирован отдельно от своей семьи.

Моя мама, Вишняк Мария Ильинична, эвакуировалась из Ленинграда 15 августа 1941 года. В Ленинграде остался мой дедушка Илья Вишняк. Он блокаду не пережил. Умер от голода. Он был донором, пошел сдавать кровь, и умер во время этой процедуры. Мама уехала из Ленинграда, будучи беременной мною. Родилась я в городе Перво-Уральске Свердловской области.

Gutina3

Много было тяжелого во время эвакуации, но я расскажу об одном только эпизоде, повлиявшем на всю мою жизнь.

Когда мне было семь месяцев, мама уехала на лесозаготовки, а я оставалась дома с бабушкой и в этот день моя жизнь могла бы закончиться. По рассказам бабушки, я чуть не умерла. У меня остановилось дыхание, слабо прослушивался пульс, я посинела. Но бабушка и наши соседи меня спасли. Они откачали меня на простыне, растрясли, как куклу. И я ожила.

Gutina2

Предполагаю, что, наверное, это и был полиомиэлит, последствия которого, уже здесь, в Израиле, выявили врачи. А там, в эвакуации, никто не лечил меня, никто не наблюдал за моим состоянием, никто не вел историю болезни, и нигде этот случай не был зарегистрирован. Вернулись мы в Ленинград. Я все время жаловалась на боль в руке, и мама, куда только не обращалась, чтобы мне помочь. Отвезли меня и в прославленный институт Турнера, тоже безрезультатно. Так и в школьные мои годы, и в студенческие, боль в руке была моей недоброй спутницей. Я инженер-конструктор, физических нагрузок у меня не было, я чертила, делала расчеты. Но иногда нас на работе обязывали дежурить по столовой. А там нужно посуду носить, руки поднимать. Я попыталась отказаться, а начальство и слушать не хочет. «Неси больничный, — говорят, — иначе будешь уволена». Что было делать, согласилась я поработать. Пришлось мне посуду поднимать, снимать…А на следующий день пришлось идти к врачу с острой болью. В результате диагноз – подвывих. Направили меня в институт ортопедии и травмотологии. Там меня подлечили. Но предупредили, что нельзя мне в транспорте держаться левой рукой за поручень. Лечилась я и в Военно-медицинской Академии, делали мне электростимуляцию. Впоследствии я стала инвалидом третьей группы из-за того, что моя левая рука ограничена в движениях, и там, в России, врачи постоянно говорили мне, что это – последствия перенесенного в детстве полиомиэлита, который требовал лечения, невозможного в условиях эвакуации.

Когда я приехала в Израиль, нужно было работать, и стала ухаживать за пожилой женщиной, которую выбрала сама, проверив сначала, не требуется ли с ней напрягаться физически. С ней просто нужно было гулять, беседовать. Эта болезнь, пережитая мной в таких необычных условиях, преследует меня на протяжении всей моей жизни. Очень горько сознавать это. Ведь, если бы не война и не эвакуация, моя жизнь сложилась бы по-другому.