Гройсман Соломон родился 20 октября 1940 года в Киеве. Мать — Фейга Генаховна, отец — Берл Бенционович, бабушка Сигал Рахиль Соломонович, дедушка Сигаль Генах Шмуль. Образование высшее, специальность педагог. Жена Гройсман Лилия, сын Борис живет в Канаде, внучки Николь-Мари и Ритчел-Стефани. Репатриировался в мае 1991 года.

МОЯ ЭВАКУАЦИЯ

Когда началась война, мне было всего лишь 8 месяцев. Поэтому всё, о чем я пишу – это, в основном, рассказы мамы и бабушки. Да будет благословенна память о них.

Мы жили в Киеве, на Подоле. Мои молодые родители только что отметили годовщину своей свадьбы и радовались рождению первенца. В ночь с 21 на 22 июня 1941 года все проснулись от грохота взрывов. В известной песне поётся: ” Киев бомбили, нам объявили…”. Бомбили военный аэродром в посёлке Васильков, а это рядом с Киевом. Война! Отца мобилизовали с самого её начала. И два долгих года мы ничего о нём не знали. Тем временем немцы всё ближе и ближе подступали к Киеву. К нам часто забегал папин друг, который работал вместе с отцом на одном заводе и обещал ему позаботиться о нашей семье. Он настойчиво требовал, чтобы мы были готовы срочно покинуть город.

Мама и бабушка Рахель быстро собрали всё самое необходимое, но без дедушки категорически отказывались уезжать. Мой дедушка Генах заведовал небольшим магазином. Уже больше месяца никто не забирал выручку, и в магазине скопилось много денег. Дедушка бегал по всем инстанциям и никак не мог сдать их по всем правилам закона. Чиновники с удовольствием забирали деньги и даже давали расписки. Но умудрённый жизненным опытом дедушка твердо знал, что на любом настоящем документе должна быть ещё и круглая печать. К нашему счастью, ему удалось сдать выручку в каком-то отделении банка на окраине Киева. Расписку с круглой печатью он хранил всю свою жизнь, хотя никто и никогда не потребовал её предъявить.

Мы покинули Киев в одном из последних эшелонов. Стояла сильная жара и духота. Теплушки были переполнены. Но самые страшные испытания ждали нас впереди. Полновластными хозяевами неба были фашисты. Они бомбили каждый железнодорожный состав и не просто бомбили, а на бреющем полете расстреливали из пулеметов беззащитных людей. Бесчисленное количество раз мама выбегала из вагона, держа меня на руках, падала на землю, накрывала меня собой. После каждой такой атаки хоронили погибших.

Состав подолгу стоял на запасных путях, пропуская воинские эшелоны. Запасы продуктов подходили к концу. Не хватало чистой питьевой воды. Это всё привело к тому, что я тяжело заболел. Поднялась высокая температура, я весь покрылся красной сыпью. Диагноз врача был таков – корь. Тяжелое инфекционное заболевание в переполненном поезде! Моя мама понимала, что на ближайшей станции нас могут высадить. Но врач никому ничего не сказала. Она выделила нам угол в теплушке, перевела семьи с детьми в другой вагон. Так мы были спасены.

В пути мы были около двух месяцев и наконец-то добрались до Самарканда. Город был наводнен эвакуированными людьми. Нас поселили в глинобитном домике в маленькой комнатушке. Это место показалось нам раем в сравнении с тем, что мы пережили. Глава большой узбекской семьи был на фронте, в доме оставались его жена и орава голодных детей. Они все очень участливо отнеслись к нам. Заплели маме косички, надели на неё тюбетейку и устроили на ткацкую фабрику. Дедушка тоже нашёл работу.

Жили мы впроголодь, мама и дедушка зарабатывали копейки. Если доставали картофель, то использовали даже очистки. Всю еду, мы делили на порции для каждого члена семьи. Мои родители ещё долго после войны не могли отучить меня от этой при вычки. Рос я с узбекскими детьми, они меня часто подкармливали. Однажды соседская девочка спасла меня от укуса скорпиона. Говорить по-узбекски я начал раньше, чем на русском. Бабушка часто брала меня с собой на базар, иногда торговцы дешевле продавали нам свой товар. Им нравилось, что такой маленький мальчик говорит на их родном языке.

Потом произошли два радостных для нас события. В 1943 году нас нашёл отец. Он воевал под Сталинградом, был тяжело контужен, но, самое главное, был жив. Он перевёз нас в Саратов. Но и там тоже было голодно и холодно. Отец был прикомандирован к Горьковскому автозаводу. Отвечал за поставки техники на фронт и возврата её на ремонт. Меня и маму он забрал с собой в Горький. Я впервые полетел на самолёте. Это бал американский Дуглас. В городе Горький мы жили в гостинице. Стало чуть легче.

И вот вторым радостным событием было освобождение нашего родного Киева. Я до этого не видел его, хотя мама мне всё время говорила, что вот закончится война, и мы вернёмся домой, и там будет всё хорошо. Когда я по радио услышал, что Киев освободили, от радости, я побежал сообщить это маме. По дороге я споткнулся на лестнице, и разбил переносицу. В больнице мне наложили несколько швов. Шрам остался до сих пор.

В 1944 году в июле месяце мы вернулись домой. Ехали мы поездом через Белоруссию. На одной из остановок папа купил у торговок жареную курицу. Она была худая и не очень велика, но я это пробовал впервые и её вкус ещё долго преследовал меня.

Наша комната была занята, и мы получили жильё на Куренёвке. Какая ирония судьбы! Это совсем близко от страшного Бабьего Яра, где был расстрелян мой второй дедушка.

Так началась моя новая жизнь с её новыми радостями и новыми огорчениями. Но это уже другие истории.

Источник: «Книга памяти. Воспоминания жителей Цфата, переживших ту войну». Израиль, Цфат, 2015.