Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Друй (Гиммельфарб) Юлия

Я, Друй (Гиммельфарб) Юлия, родилась 21 мая 1939 года в городе Москве.
Мне было два года, когда началась война. Поэтому все пишу по рассказам матери и старшего брата.
В октябре 1941 года, когда фашисты подошли к Москве очень близко, было принято решение об эвакуации, и нас — маму, брата и меня, отправили в город Казань. С собой мы взяли только документы, воду, немного еды и кое-какие вещи на первое время.
Ехали долго, по ночам, чтобы не попасть под бомбежки, так как немцы бомбили в светлое время суток. Посадочных мест не хватало, люди менялись, чтобы присесть. Мама держала меня на руках и только несколько раз вставала и сажала меня на колени к брату. Позже она рассказывала, как болели руки, ноги, спина от долгого сидения в одной позе, а иначе она баялась потерять сидячее место. Еды и воды было недостаточно, расходовали очень экономно, а дети плакали, не понимая, почему их не кормят.

В Казани после больших трудов мы разместились в маленькой комнате в восемь квадратных метров. Потом к нам присоединился папа. В комнате стояла большая кровать, моя кроватка, столик обеденный, за которым брат делал уроки, а мама работала, пара табуреток и печка-буржуйка. Брат спал на раскладушке, которую ставили поздно вечером и убирали рано утром, иначе пройти было невозможно.
Мама дома шила для фронта варежки и теплые штаны. Однажды в три годика я играю со своим плюшевым мишкой и приговариваю: «Не плачь, Мишенька, я тебе яблочко дам!» Мама понимает, что я не могу помнить яблоко с довоенных времен
и спрашивает: «А что такое яблочко?». На что я отвечаю: «Ну, это такой большой ящик, куда спрячешься и не будет страшно». У мамы все сжалось внутри, и слезы навернулись на глаза.

Еды, конечно, не хватало, все время хотелось есть, особенно старадал мой брат (1926), его организм нуждался в пище больше всех. Он доставал хлеб, аккуратно отрезал кусочек и съедал с наслаждением, потом уговаривал меня сказать родите­
лям, что это я просила.

Жили очень тесно, один угол комнаты обмерзал зимой, на стене появлялся иней. Весной мама решила его разобрать и нашла большую коробку, а в ней — посуда, белье, одежда и многое другое, а из-под нее разбежались симпатичные серые комочки. Мама сразу завела кота, ставшего нашим всеобщим любимцем.

1 сентября 1946 года я пошла в школу. Из своего старого серого платья мама сшила мне платьице, а из папиных сатиновых трусов — черный фартук. Зато на белый фартук кто-то подарил кусок белого материала, и мама сшила его по всем правилам: с оборочками, крылышками, отделанными сохранившимися каким-то чудом кружевами! В школу ходила с удовольствием еще и потому, что в школьной столовой ежедневно покупала вкусную пшенную кашу с сомнительным маслом и горячий несладкий, плохо заваренный чай. Наедалась досыта, и это было истинным блаженством.

С тех пор так и остались у меня любимыми из каш — пшенная, а чай горячий и несладкий. Правда, сейчас я его люблю хорошо заваренным.

В июне 1994 года репатриировалась в Израиль.

Из книги «Гонимые войной. Воспоминания бывших беженцев Катастрофы,
проживающих в городе Ашдоде (Израиль)».
Издано организацией «Беженцы Катастрофы», Израиль, Ашдод, 2015 г.