Я, Хейфец Долорес Григорьевна, родилась 15 февраля 1939 года в семье кадрового военного. С января 1940 года мы жили в городе Бендеры по месту службы отца Григория Самуиловича.
22 июня 1941 года мама пошла на собрание комсомольцев и там узнала, что началась война. Папу по тревоге вызвали в воинскую часть. Папа передавал за­ писки, очень за нас переживал.
Но положение становилось угрожающим, и мы с трудом смогли попасть на поезд 1 июля 1941 года. Наши вещи солдаты забрасывали в несколько вагонов, так как поезд уже отправлялся. Мама потом их собирала по вагонам. У меня на руках была небольшая обезьянка, а у сестры — большой медвежонок: игрушки, папины подарки. Женщины в вагоне возмущались, что места нет, а они тут с игрушками. Но когда начались бомбежки, дети плакали и не могли успокоиться, медвежонок переходил из рук в руки, и они успокаивались. Этот медвежонок был с нами всегда, мы привезли его с собой в Израиль. В районе Павлограда наш эшелон попал под бомбежку и не смог дальше ехать, но мы уцелели. С большим трудом добрались до Харькова.
Оттуда уехали в Кыштым. Из Харькова мама дала телеграмму своим родителям в Глухов, и они тоже собрались ехать к нам. Мама и дедушка встретились на базаре, но он ее не узнал, т. к. мама была в платке. Помню огромную комнату, на стенках лед, а я болела корью и все время была в шубке и валенках. Весной 1942 года папа прислал вызов на всех в Суровикино Сталинградской области, но мы решили ехать в теплые края в Самарканд.
Там мы жили в доме с земляным полом, окошко почти у самой земли. Когда папа не писал долго, я разговаривала с его письмами, рассказывала, как мы трудно живем.
Мама с дедушкой работали, папа выслал нам аттестат, но все равно не хватало денег на жизнь. Маму часто спрашивали после войны, почему нет наград. Она отвечала, что просили не награды, а отрезы тканей, которые потом могли продать.
Хотя мне самой маленькой доставалось все самое вкусное, я очень сильно болела — особенно подкосил брюшной тиф и желтуха. Меня на некоторое время отдали к знакомым, где меня кормили манной кашей на молоке.
После освобождения Глухова мы вернулись в дом бабушки и дедушки, а в ноябре 1944 года я заболела дифтерией. Дедушка умолил аптекаршу Риву Пиндурик дать для меня противодифтерийную сыворотку, которая меня спасла. Правда, были тяжелые последствия: паралич левой стороны тела, миокардит сердца, некоторое время не разговаривала.
Аптекарша Рива Пиндурик, благословенна ее память, похоронена в Иерусалиме, она спасла многих от смерти, не только меня.
Сейчас живу в Израиле.

Из книги «Гонимые войной. Воспоминания бывших беженцев Катастрофы,
проживающих в городе Ашдоде (Израиль)».
Издано организацией «Беженцы Катастрофы», Израиль, Ашдод, 2015 г.