Я, Каплан Ефим Гиршович, родился 15 января 1937 года в городе Бобруйске, ССР, где я жил в большом доме с мамой, отцом и старшим братом.
Когда началась война, мы с братом находились в выездном саду-яслях в деревне Каменка. Транспорт туда не ходил, и отец взял на производстве коня, фаэтон и забрал нас с братом и еще троих соседских детей.

Мама с папой, захватив документы, деньги, что-то из одежды, поехали за семьей маминого младшего брата, поменяв в пути фаэтон на грузовую повозку. Забрав тетю Аню с четырьмя маленькими детьми, заехали к бабушке Нехаме, которая заявила, что немцы — культурная нация и она никуда не поедет. О ее страшной судьбе мы узнали после войны. Пришли двое полицаев-белорусов и забрали ее, а
потом соседка увидела ее в канаве с головой, пробитой железным гвоздем. Бабушку похоронили, но потом соседка не могла вспомнить, где ее могила.

Прятались в лесах, двигались в направлении к Воронежу. Память зафиксировала два момента: убитых солдат, лежавших на обочине, и плач двоюродного брата Миши, требующего конфету.
Удалось выйти к своим. Затем мы оказались в Башкирии, в городе Уфа. Оттуда добрались до Узбекистана. В одном из кишлаков Наманганской области прожили до октября 1944. Тогда нам на четверых дали комнату в 8 квадратных метров, где поставили две металлические кровати, небольшой столик и три табуретки. Одежда висела на стене и была прикрыта простыней. Отец ушел в Наманган и работал на каком-то предприятии. Два раза в месяц он приходил к нам с кусками хлеба. Мы не знали, что он отрывает последнее от себя.
Однажды он не приходил три недели, и мама решила пойти узнать, в чем дело. Она встретила знакомого, который сказал, что вчера папа умер. Мама забрала тело из морга и похоронила на городском еврейском кладбище. Лишь через несколько месяцев мама привела нас с братом на могилу отца. В моей памяти осталось цементное надгробие и место захоронения. Придя туда в 1990 году, я увидел много потрескавшихся и развалившихся надгробий, среди которых невозможно было определить отцовское. Оставалось лишь поклониться и склонить голову перед отцом, ушедшим из жизни в 30 лет.

Мальчишками пасли верблюдов, коз, овец, ослов. Иногда удавалось попить ко­ зьего молока. Собирали сладкий дикий лук. Помню, как в арыках плавали ужи и неядовитые медянки, мы игрались ими вместо игрушек. Матери уходили рано утром на целый день, а мы на завтрак жевали пшеницу, украдкой унесенную ма­ мой с поля, где они ее вручную убирали. Неожиданно к нам приехал папин млад­ ший брат Наум, летчик-истребитель, который после контузии был комиссован. Полгода мы по его аттестату бывшего офицера получали продукты. Через полгода он умер от дизентерии, пахараиен недалеко от могилы брата.

Все женщины подрабатывали на дому: брали под отчет нитки, намотанные на длинные шпульки, и вязали ватные платки, добавляя к скудномупайку лепешку из муки и отрубей, которую мы съедали, накрошив ее в подсоленный кипяток.
Этот вкус неповторим для меня. Дети помогали разматывать нитки, подносить их из комнаты. Однажды я пошел за нитками и на обратном пути почувствовал в ноге сильную боль. Оказывается, через тряпичные чуни меня укусил детеныш скорпиона. Я наступил на него и раздавил. Мне повезло, что он был еще детёны­ шем, иначе — мгновенная смерть. Боль была страшной, нога распухла. И только когда стали смазывать жидкостью, настоянной на теле скорпиона и постном масле, боль стала проходить.

Соседская бабушка пригласила меня пожить у нее. Я бы ни за что не согласился, если бы не еда, которой у нее было вдоволь. Особенно мне нравился плов. Когда я оставался дома один, через окошко в ограде дома звал брата и делился с ним по­ немногу, и то не каждый день, чтобы моя благодетельница не обнаружила пропажу. Так продолжалось полгода, пока мама не собралась возвращаться в Бобруйск. Старушка решила не отдавать меня и оставить у себя навсегда. Мама сделала вид, что готова была уехать без меня. В тот день меня держали под замком, но я сумел выбраться и пришел в условленное с мамой место.

На наше счастье, в это время с вокзала отходил поезд в Ташкент. Долгие дни и ночи добирались до Бобруйска. Мама в Бобруйске устроилась продавцом­ завмагом в магазин ОРСа мебельного комбината.
Голодать мы перестали. К зиме мне и брату были куплены первые туфли, кой­ какая с базара одежонка. Жили мы в одной квартире с семьей тети Ани, жили дружно, питались вместе. Мы гуляли, искали оружие, которое валялось, сколько угодно, вокруг. Мы играли в войну с настоящими танками, самоходками и другими «трофеями» войны. Родственники уговорили маму сойтись с троюродным папиным братом, и мы в 1947 году вынуждены были переехать к нему в поселок Глуск. Окончил школу, отслужил в армии, окончил с отличием Ленинградский строительный институт.

В 1991 году приехали в Израиль. Старшие внуки отслужили в ЦАХАЛе.

Из книги «Гонимые войной. Воспоминания бывших беженцев Катастрофы,
проживающих в городе Ашдоде (Израиль)».
Издано организацией «Беженцы Катастрофы», Израиль, Ашдод, 2015 г.