Майская Галина
К началу Второй Мировой войны мне было четыре с половиной года. Я родилась 12 декабря 1936 года.
Мы жили в 18 километрах от Курска, поселок Пены при станции Лукашевка. Это места, где летом 1943 года проходила знаменитая Курская дуга. В ней принимал участие мой отец.
В июле 1941 года немецкая авиация начала наносить удары по промышленным объектам Курска. Каждый день ровно в 14-00 немецкие самолеты сбрасывали бомбы на город, потом уходили, а им на смену приходили новые. Один раз я видела воздушный бой и сбитый немецкий самолет, упавший на окраине поселка. Я помчалась туда вместе с мальчишками и смотрела, как догорают части страшной железной птицы. Через поселок днем и ночью шли беженцы, ехали, гнали скот. Шли отсупающие войска. Это было гнетущее зрелище. Хмурые, потемневшие от солнца и горя лица взрослых, плачущие дети и рев скота, а в небе вой немецких самолетов. Беженцы рассказывали о зверствах фашистов. Мама ждала третьего ребенка, папа сутками работал начальником инструментального цеха завода имени Карла Либкнехта, руководил демонтажом оборудования, которое срочно грузили на платформы. Об эвакуации не было и речи. Мама не находила себе места, замкнулась. Однажды к ней подошел молоденький солдатик попросить воды и тихо сказал на идиш, чтобы уходили поскорей, немцы убивают всех евреев.
21 сентября 1941 года во двор влетела полуторка, из кабины выскочил отец и сказал, что уезжаем, забросил два мешка картошки. Мама сидела в кабине с сестренкой на руках, безучастная ко всему.
Соседи стояли и ждали, когда можно будет зайти в дом и поживиться. В 1950-х годах мама узнала, что они пошли служить к немцам, за что их потом повесили на площади. Мы сели в товарняк, двигались ночами, днем над нами выли немецкие самолеты, но наш эшелон был как заговоренный. Однако в Воронеже попали под сильную бомбежку. Это был сплошной ад. Падали убитые, кричали раненые. Отец со мной выпрыгнул из вагона и скатился с насыпи. Мама, прижав к себе сестренку, осталась в вагоне. Когда налет закончился, оказалось, что наш эшелон тихо двинулся. Отцу удалось заскочить вместе со мной. Каждый день мог оказаться последним.
21 октября 1941 года мы прибыли к месту назначения — поселок Ново-Троицк, Киргизия.
Станки ставили под открытым небом. Поступил приказ из Москвы: дать военную продукцию через трое суток после прибытия. За невыполнение приказа — расстрел. Семьи рабочих и инженеров селили в общежитие и в школу по 4 семьи в одну комнату. Дети сразу же все заболели.
б ноября 1941 года вечером отца забрали на фронт. В составе Панфиловской дивизии он защищал Москву, в которой родился в 1909 году; это были самые страшные, решающие дни битвы под Москвой.
18 ноября 1941 года родилась Ольга. В 25 лет моя мама, Либа Гиршевна, осталась одна в военное время с тремя маленькими детьми. С февраля 1942 года мама работала по 16 часов на военном заводе. После войны он стал крупным машиностроительным заводом. Много лет им руководил Либерман, который в начале 90-х годов приехал в Израиль.
Начался голод. Не было ни отопления, ни воды. Ставили чугунные буржуйки, часто угорали от дыма. Чтобы сделать чай, я набирала снег в кастрюлю, тащила на второй этаж, разжигала дрова, дым ел глаза.
Каждый день почтальон приносила письма-похоронки. Я помню душеразди
рающие крики несчастных женщин. Корь, ветрянка, ангина, скарлатина. Я переболела всем, но каким-то чудом выжила.
В шесть лет, на рассвете, в ледяную стужу, в тряпье и резиновых калошах шла занимать очередь за хлебом, в который было намешано все. Однажды меня едва не затоптали насмерть. Я была дистрофиком, видела трупы на улицах. Опухшие от голода люди падали в снег и замерзали. Я была тоже обморожена.
Когда прорвали блокаду Ленинграда, к нам стали привозить людей, похожих на тени. В 1944-47 годы я проболела малярией. Мама отдавала хлеб, чтобы купить мне хинин. Я была желтая, как лимон, мое здоровье было подорвано. В 1-2 классах я падала в голодные обмороки. Мы голодали семь лет. Школу я закончила в Киргизии.
21 октября 1956 года мы с мамой уехали в Крым в Симферополь, где мама и умерла. В 1991 году рухнул Советский Союз. Мне стали угрожать расправой, чтобы забрать квартиру.
В 1993 году я прочла на вокзале: «Жиды, вон из Крыма!»
1января 1995 года я вылетела в Израиль.
Из книги «Гонимые войной. Воспоминания бывших беженцев Катастрофы,
проживающих в городе Ашдоде (Израиль)».
Издано организацией «Беженцы Катастрофы», Израиль, Ашдод, 2015 г.