Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Фрадкина Дора

Маленький районный город Клинцы, Брянской области, куда любили приезжать на отдых многие москвичи. Красивый парк с озером, где катались на лодках, а вечерами гуляли семьями, не без оснований считался уголком Москвы. В то время здесь кругом можно было слышать идиш. И вдруг всю эту красоту взорвал гул немецких самолетов, сбрасывающих бомбы на город и его жителей.

Мы, дети, не понимали сначала, какой это ужас, но видели озабоченные лица родителей. Первый страх я испытала ночью, когда выла сирена тревоги и родители, схватив детей, бежали в подвал больницы, расположенной напротив нашего дома. Все соседи тоже бежали туда. Дети плакали, взрослые ругаясь кричали.

Помню, как провожали на фронт соседа, бывшего управляющим банком. Он с рюкзаком уходил, а его сын, Игорь, очень плакал. Папу с дядей призвали в армию, их задачей было взрывать в городе фабрики и заводы, чтобы не достались фашистам.

Однажды папа прибежал и дал маме какой-то листок бумаги. Как оказалось, это было эвакуационное удостоверение, и велел немедля идти на вокзал.

С этого момента маме, молодой женщине 27-ми лет, пришлось взять на себя всю ответственность за детей. Со слезами она собрала нас, и мы двинулись в путь, еще не представляя, насколько он будет труден и долог. Помню, как ночью мы бежали через лес на вокзал, откуда должен уйти последний эшелон с эвакуированными.

Дорога была забита стариками и мамочками с детьми. Вокзал располагался в лесу. Ожидая эшелон, люди сидели на земле под деревьями. Ночь, крики, плач, стоны. Запомнилась картина, как молодая женщина, высокая, с длинными развивающимися на ветру волосами, бежит через лес со свертком в руках. Услышав визг, глянула …, а в свертке щенок. На моих глазах в мгновение ока ее волосы стали седыми. Она металась по лесу с криками: «Витенька! Витенька!» Она билась в истерике, вырывалась из рук людей. Люди рассказывали, что ее дом был разрушен прямым попаданием бомбы. Она успела выскочить, но в шоке вместо ребенка схватила щенка.

Подали эшелон с товарными вагонами, и все бросились на их штурм. Людей набивалось в вагоны столько, что негде было сесть. Ехали, стоя, запихнув на единственную полку детей. Слезы, крик. Поезд тронулся. Некоторое время состав сопровождали наши истребители. Двигался поезд медленно, с остановками от бомбежки к бомбежке. Во время налета пассажиры быстро скатывались с насыпи и бежали в ближайший лесок в поисках укрытия. В одну из бомбежек какой-то солдат, падая, прикрыл своим телом моего трёхлетнего братика Бореньку. Солдату оторвало ногу.

Мама, разорвала свою нижнюю рубаху и первым делом наложила жгут на оставшуюся часть ноги, а лишь затем вытащила из-под него братика. Она была в шоке. К тому же я, растерявшись, куда-то бежала, крича и плача. Меня увидел дед из нашего вагона и вернул маме. В один из налетов моя мамочка, которую выбрали старшей по вагону, закрыла выход из вагона и сказала: «Суждено погибнуть, погибнем вместе, а выживем — наше счастье. По крайней мере избежим осколков!» Самолеты улетели, и наступила какая-то нереальная тишина. Все в страхе прижимались друг к другу. Открыв ворота вагона, мы увидели ужасающую картину: паровоз и весь состав были разбиты вдребезги.

Наш вагон единственный уцелел в этом аду. Люди обнимали маму и рыдали от счастья, что остались в живых…

В пути на каждой станции она добывала нам еду. Ей удалось найти где-то свечи, на которых она грела еду для грудной трехмесячной сестрички. Если свечей не было, то молоко грели по очереди подмышками.

После бомбежки, уничтожившей наш состав, был сформирован эшелон из вагонов рефрижераторов. Мыться было негде, воду на станциях набирали в емкости, которые находили. Всех мучили вши, мы страшно чесались от нестерпимого зуда. Как-то на длительной стоянке увидели, что в санпропускнике для солдат устроили баню, и упросили пустить нас тоже помыться. Лето, жара. Какое ж это было счастье встать под струю воды!

Проезжал товарный состав с солдатами, и моей мамочке сделали роскошный подарок для нас, детей, — ведерко с яйцами и молоком. Это было невероятное богатство.

На одной станции к вагону подошли двое мальчишек. Грязные, изможденные, в каком-то тряпье, кожа покрыта коростами. Оказалось, что они погодки из чувашей. Их бросили родители-пьяницы. Жили в лесу, питались ягодами и листьями. Мамочка заплакала и посадила их в наш вагон, чем-то покормила, и мы увезли их с собой в эвакуацию. Так у нас появилось еще два брата, которые стали частью нашей семьи.

Было много проблем с документами, но все утряслось. Ребята оказались успешными в обучении – после семилетки окончили лесотехнический техникум и призвались в армию. После армии Валя закончил летное училище в Новосибирской области, а затем Академию Жуковского. Второй братишка, Леня, закончил Ленинградскую Лесотехническую Академию, защитил диссертацию и остался там преподавать. Мои родители для них и всю последующую жизнь были мамой и папой.

Конечным пунктом нашей «одиссеи» стал Иркутск. Председатель горисполкома выпроводил маму из кабинета, сказав, что жилья нет. Нашлись добрые люди, еврейская семья, которые нас приютили. Решили, что нужно еще раз пойти в горисполком с просьбой. Мамочку приодели, сделали макияж, и когда она снова пришла к председателю, он ее не узнал, стал оказывать внимание и выдал ей ордер на комнату, где мы, а нас было 15 человек, и поселились. Мама пошла работать посудомойкой в госпиталь.

Иногда ей удавалось принести рыбные головы. Дедушка запекал их в печке, и это было для нас настоящее лакомство. Мамочка почти ничего не ела, только пила воду и пухла от голода. В школу я ходила в обносках, что подкидывали соседи. Ещё они где-то доставали жмых, который я и братья сосали, чтоб утолить голод. Вот такие у меня оказались детские годы. В заключение мое стихотворение:

 

Давно отгремела война.
Отошли потихоньку невзгоды. 
Только память не может забыть 
Эти страшные детские годы.
Голод, холод и боль оттого, 
Что на свете не мало "зверей", 
Кто живьем зарывали 
Еврейских детей.

Боль была от людей, 
Что тогда предавали, 
То ль от злобы иль трусости,
Видно, своей.

Помню лето. А солнца не видно 
Из-за дыма, горевших в огне.
Два состава с людьми разбомбили, 
И лишь крики витали везде. 

Разве можно забыть эти лица, 
Тех детей, что лишились своих матерей,
Матерей, потерявших навеки 
От пули шальной сыновей?

Много в памяти нашей осталось,
От тех горьких потерянных лет.
Ведь война у нас детство украла, 
И родителей наших давно уже нет.

Но спасибо судьбе, что мы живы,
Что могли нарожать и детей.
Внуки наши, чтоб были счастливы, 
Не боялись сказать: "Я еврей".

Чтобы землю свою защищали,
Очень хочется мира для них,
Чтобы матери не рыдали,
Над могилой мальчишек своих.

Вот в Израиле с честью признали 
День Победы, как праздник большой.
И людей, что тогда воевали 
Окружили заботой святой.

 

Дора Фрадкина, г. Ашкелон