Родилась 30 мая 1938 года в Борисполе. Отец мой до войны был комсомольским работником, в первые же дни ушел на фронт, ОI<ончив командирские курсы. Мы эвакуировались, а дедушка Моисей Колтунов, который работал ди­ ректором типографии, был человеком умным, образованным, не уехал. Он считал немцев цивилизованной нацией. Теперь он лежит в Бабьем Яру. Одна из тетушек в Киеве была прикована к постели, фашисты сбросили ее живой с балкона.

По рассказам мамы, наш поезд в дороге неоднократно бомбили. Все пассажиры выскакивали и бежали в поле. Бабушка и другой мой дедушка оказались на Кавказе, а я с мамой — на Урале в Свердловской области, в деревне. Нас приютила сельская семья, простые, добрые русские люди. Никакого антисемитизма никто не знал.

Мама работала в колхозе, в поле. Меня устроили в детский сад. Каждый день мы ждали вестей с фронта от отца. Первое время мы получали от него письма, открытки, даже небольшие денежные переводы. Эти письма сохранились до сих пор. Но в июне 1942 года пришла похоронка, сообщающая, что отец погиб при обороне Ленинграда. Эта весть сразила маму, долгое время она находилась в больнице. Погиб также родной брат отца.

Зимы на Урале снежные, морозные. Питание было скудное: картошка, кое­какие овощи с колхозного поля, грибы и лесные ягоды. Мама варила кашу, до сих пор не понимаю из чего, которая называлась «затируха» -черная, протертая. Еще она ухитрялась готовить котлеты из крапивы, растущей во дворе. Хозяева, у которых мы жили, старались нам помочь.

Из-за холода и плохого питания я заболела туберкулезом и была отправлена в туббольницу в райцентр Ирбит, где почти каждый день кто-то умирал. Для отопления ставились большие круглые печки, оббитые черным листовым железом, которое накалялось докрасна. Я, чтобы согреться, прижалась как-то лбом к этому железу — и след остался на всю жизнь. Осложнения от перенесенных в военную пору болезней давали о себе знать всегда.

Самое яркое воспоминание того времени — раннее майское утро, стук в окно и крик: «Победа!» Все кричали, плакали, обнимались.
После возвращения в 1945 году из эвакуации мы не смогли вернуть наш дом в Борисполе. Документы на него не сохранились, и дом был занят почтой. Дедуш­ I<а нашел нам пристанище в городе Бердичеве. На одной из его площадей была большая братская могила. Во дворе исторической крепости также было огром­ ное захоронение казненных фашистами евреев. На бывшем военном аэродроме были расстреляны мирные жители, в основном евреи. В городе, считавшемся ев­ рейским до войны, почти не осталось евреев. Синагога была превращена в склад, еврейское кладбище разрушено.

Первые послевоенные годы были очень трудными. Продукты получали по карточкам. Жили мы в комнатушке без мебели и удобств, затем — в сыром подвальном помещении, в окошке которого видны были только ноги.
В 1948 году военкомат выделил нам, как семье погибшего, небольшую отдельную комнату с соседями. Я уже пошла учиться в школу, и снова пришлось лечиться в тубсанатории. Но постепенно жизнь налаживалась, получила образование, воспитала хороших детей. Дай Бог, чтобы наши внуки никогда не испытали того, что пришлось пережить нашему поколению, чтобы был мир.

В 1993 году наша семья приехала в Израиль.

Из книги «Гонимые войной. Воспоминания бывших беженцев Катастрофы,
проживающих в городе Ашдоде (Израиль)».
Издано организацией «Беженцы Катастрофы», Израиль, Ашдод, 2015 г.