Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Фиалков Марк

Fialkov1

Родился в Харькове в 1927 году.
Инженер-электрик.
Репатриировался из Москвы в 2001 году.
Живет в Маале Адумим.
Две дочки, трое внуков и пятеро правнуков.
На фото: Марк Фиалков в 70-е годы

СКИТАНИЯ МОЕГО ДЕТСТВА

Мои скитания начались до войны. Я родился в Харькове. Мой отец умер, когда я был совсем маленьким. Когда на Украине начался Голодомор, мне было пять лет, Мама не могла меня прокормить, и я жил то у одних родственников, то у других. Некоторое время я был в Крыму в колхозе, потом вернулся в Харьков. Из Харькова мама послала меня к своей сестре Агнессе Михайловне в Москву. Я учился в московской школе, а на каникулы наезжал к маме.

Fialkov2

Когда началась война, мне было 14 лет. В Москве начались воздушные налеты, и было приказано всех школьников эвакуировать из города. Нас собрали через школу и повезли поездом в совхоз в Тульской области. Эта эвакуация была спокойная, война пока не ощущалась.

Нас было довольно много — два класса в сопровождении двух учителей. К нашему приезду был подготовлен совхозный клуб. Нас поселили в этом клубе, и с первого же дня предложили работать в совхозе. Работа была нелегкая даже для взрослых, а нам, школьникам, – копать вручную лопатами траншеи, бомбоубежища, силосные ямы было и вовсе тяжело. Работали мы довольно долго, но, когда немцы стали подходить к Москве, а значит, и к Туле, нас спешно посадили в поезд и вернули в Москву.

Это было в октябре. Вскоре немцы прорвались к столице, маршем дошли до Химок, там сделали остановку и передали своим, что в бинокль видят Кремль. 16 октября в Москве началась паника и массовая стихийная эвакуация. Все, кто мог и не мог, бросились наутек. Вокзалы были забиты людьми. Многие устремились к судоходному каналу Москва-Волга, с боем садились на баржи. Мы тоже пустились в бегство. Не помню, до какой станции мы доехали, помню лишь, что моя тетя посадила меня в проходящий эшелон какого-то завода, направлявшегося в Пензу, а сама поехала дальше в эвакуацию.

Дело в том, что в Пензе жила другая сестра моей матери, Стера Михайловна, со своей семьей. Они жили там стабильно, еще до войны. Муж тети работал Главным инженером на строительстве ТЭЦ. Тетя Агнесса сказала мне: «Выходи в Пензе и иди к ним, так для тебя будет лучше. А мы едем, не зная куда, и что с нами будет, неизвестно».

Грустно мне было расставаться с тетей, страшно продолжать путь в одиночку. К тому же я ничего не знал о матери. Что с ней, где она? От нее не было никаких вестей. Но что оставалось делать?

Доехал я до Пензы. Вышел и обнаружил, что в город попасть невозможно. Вокруг поставлены барьеры, охраняемые патрулями. Городские власти старались не впускать беженцев. Я пробовал объяснить, что приехал к своим родственникам, но меня и слушать не хотели. Я присмотрелся к происходящему вокруг и вдруг заметил, что какие-то местные дядьки потихоньку проводят людей через установленные кордоны, и понял, что они этим подрабатывают. Я подошел к одному из них, объяснил все. «Деньги есть?»- спросил он. «Денег у меня нет» — ответил я. И тут я вспомнил о том, что у меня оставался кусок копченой колбасы, это меня и спасло. За кусок колбасы меня не только вывезли за ограду, но и показали, где находится ТЭЦ. Там я нашел тетю и дядю. В их гостеприимном доме к тому времени находилось много эвакуированных родственников из разных мест.

Дядя устроил меня учеником электромонтера на строительство, и я поселился в общежитии. Увидев, что я приехал в летней одежде, дядя добился, чтобы мне выдали ватник, кирзовые сапоги, и я уже не замерзал. Зима сорок первого года была очень суровая. Я был очень благодарен дяде за заботу, и когда он заболел, постоянно его навещал, помогал ему, поддерживал его. Болезнь его оказалась тяжелой, у него обнаружили рак, сделали операцию, но она не помогла, и вскоре он умер. Это было большим ударом для нас.

Шло время, Часто по дороге на работу я встречал своих ровесников, идущих в школу. Признаюсь, я очень им завидовал. Из-за войны и эвакуации моя учеба закончилась седьмым классом, а ведь я был хорошим учеником и любил учиться. К своей работе я отнесся тоже со всей серьезностью и интересом. Это заметили и, когда я уже получил паспорт. меня перевели из учеников в бригадиры. Мне поручили бригаду «Трудовые резервы». В такие бригады попадали, в основном, эвакуированные женщины, а также девочки, мобилизованные из деревень, которые ничему не учились, ничего не умели, и поэтому выполняли примитивные работы. Моей бригаде дали направление на работы по восстановлению Москвы Я был очень рад этому, потому что получил письмо от тети Агнессы, которая как военврач вернулась в Москву с эвакуационным госпиталем, уже начала работать и ждет моего возвращения.

Fialkov3

В моей бригаде, однако, мнения по поводу этой командировки разделились. Две женщины-москвички мечтали вернуться в свой город, но девочки, мобилизованные из деревень, не хотели ехать в Москву, боялись попасть в огромный незнакомый город. Они были в панике. Мы, как могли, успокаивали их, но они твердили свое. Тут началась посадка, и мы обнаружили, что вся наша бригада разбежалась, а остались только я и эти две москвички. Наш эшелон тронулся. Это был май 1943 года.

Как ходили эшелоны, об этом много написано, много рассказано. У Рузаевки нас бомбили так, что даже вспоминать страшно. Нам был выдан хлебный паек, которого вряд ли хватило бы даже в мирное время. Но ехали мы во много раз дольше, чем можно было себе представить. Хлебный паек кончился, денег не было, и мы ехали без еды и питья. И вот, наконец, мы в Москве. Я пошел, вернее, поплелся, еле волоча ноги, в сторону теткиного дома. До дома я с огромным трудом добрался. Мне повезло, что она в это время оказалась дома и открыла мне дверь, потому что, я увидел ее и упал — потерял сознание. Тетя Агнесса привела меня в чувства. Она рассказала, что моя мама жива. Она не уезжала из Харькова, в ожидании моей старшей сестры Евы, которая работала на рытье окопов и вернулась домой перед самым приходом немцев. Их вывез в последний момент знакомый инженер-танкист, часть которого отступала через город.

На следующий день я отправился к месту назначения нашей бригады. Там нам, всем троим, оформили прописку по лимиту. Дали мне рабочую карточку, и начал я работать на восстановлении Москвы. Потом на строительстве метро. Что такое представляло собой строительство?

16 октября, когда было массовое бегство из Москвы, был отдан приказ – ломать все, чтобы не досталось врагам! В том числе, поломали подстанции метро и все оборудование. А потом, когда немцев отогнали, оказалось, что масса заводов, оборонных в том числе, в районе Измайлово, осталась без рабочих. Рабочие этих заводов жили на громадной территории Москвы и московской области, и приезжать на работу они не могли, потому что, в основном, пользовались трамваями, Трамваи ходили по одной линии. Если один трамвай ломался, остальные останавливались. Поэтому был приказ – в первую очередь восстановить метро! Нас направили на станцию Автозаводская. Вся линия Измайловская была уже проложена. Но оборудования, у нее не было, оно было разрушено.

Я работал как электромонтер. Что мы делали? Собирали оборудование, все подряд. Делали план, как все это пустить хотя бы по временной схеме. Все кабели оказались не на месте. Мы занимались прокладкой кабелей, вторичной коммутацией, управлением, заменяли разбитое оборудование. Рабочий день был не нормирован, практически непрерывный. Работали в казарменном режиме, то есть, мы в этих подстанциях и работали, и жили. Было начало 44 года. Я был очень слаб, изможден, и когда мне объявили, что нашу бригаду направляют на восстановление Сталинграда, а что это такое, мы уже примерно знали, потому что наши люди уже туда ездили, я понял, что там я долго не проживу.

И тут я встретил своего хорошего друга, бывшего одноклассника, который поступил в Горный институт. Он мне говорит: «Поступай и ты». Возможность начать учиться мне показалась настолько фантастичной, что я горько рассмеялся.

— До войны я окончил 7 классов, — сказал я своему товарищу. — Я самые ключевые три года — 8,9,10 класс — не учился, а только работал, работал, работал. Я не знаю, что такое тригонометрия, даже не слышал такого слова.

— А я уверен, что ты поступишь,- ответил мой друг.- Я хорошо помню, как лихо ты решал математические задачи. Всегда первым в классе знал ответ. Давай я позанимаюсь с тобой, помогу тебе наверстать упущенное.

Мы вместе пошли в приемную комиссию. Объяснили мою ситуацию. Мне посоветовали, как следует, подготовиться и сдать экзамены за пропущенные годы в вечерней школе экстерном, и это даст мне право поступления в институт.

И я засел за учебу. Мой друг все свое свободное время занимался со мной. Мне помогали и школьные учителя, и тетя Агнесса. Я предъявил справку из школы, и меня допустили к поступлению. В то время абитуриентов, а особенно мальчиков, было мало, и все студенты были такими же, как я. Были солдаты, вернувшиеся с полей сражений, раненые, инвалиды. Снова напряженная подготовка к вступительным экзаменам. И вот экзамены сданы. Так я стал студентом, прошедшим суровую жизненную школу, многое испытавшим и познавшим цену жизни.

Подготовила Белла Усвяцова-Гольдштейн