Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Голдберг (Кодес) Айя

ВСЕ ВРЕМЯ ХОТЕЛОСЬ ЕСТЬ

Я родилась в Риге 22 декабря 1937 г. Когда Германия напала на Советскую Россию, мне исполнилось три с половиной года. Война застала нас в Даугавпилсе (Двинск). Дедушка, мамин папа, был шойхетом. Его фамилия была Гинзбург – сын Залмана-Ицы Гинзбурга, очень уважаемого в городе человека.

Дедушка говорил, что немцы очень культурные люди и никуда бежать не нужно. Но в последний момент, а это было 26 июня 1941 г., когда в Даугавпилсе началась паника, а немцы уже входили в город, было решено уехать на несколько недель. Все побежали на станцию, откуда отправлялся последний товарный состав.

Поезд проследовал совсем немного, немцы начали бомбить. Всем сказали выйти из вагонов. Потом красноармейцы сажали гражданских обратно. Мама, бабушка, я и моя тетя 22 лет, оказались в одном вагоне. А папа, дедушка, папин брат Шая и все остальные родственники – в других вагонах. Мама так думала, но оказалось, что все они вернулись в город…

Наш состав прибыл в Куйбышевскую область, Бенезенчугский район, Чапаевский сельский совет, колхоз «Красный Октябрь». Никто не хотел пускать к себе эвакуированных. Нас поселили в сарае. В первый же день мама вышла на работу. А когда вернулась, застала толпу – все пришли посмотреть на «жидов». Это по рассказам мамы.

А вот, что я помню сама. Все время хотелось есть, я сидела на крыльце сепаратора с мисочкой и мне туда наливали немного молока, иногда давали кусочек творога. Но некоторые люди, наоборот, поднимали воротник платья и говорили: «Нет, креста, подыхай, жидовское отродье!». Однажды они решили меня крестить. Поп был очень толстый, а дети сказали мне, что у него есть нож и он меня зарежет. В ужасе я от него убегала.

Ночью мы ходили куда-то, где росла трава, напоминавшая на вкус лук. Или тайком искали на поле колоски, потому что это уже было запрещено. Меня несколько раз ловили на колхозном поле и страшно кричали.

Помню, как было холодно, и мы укрывались соломой. Помню, как в конце войны какой-то уже вернувшийся с фронта, дал мне кусочек сахара. Я не понимала, почему это снег не тает и отчего он сладкий?

Помню день, когда закончилась война, собрали детей и дали нам суп из горохового концентрата.

Мы вернулись в Даугавпилс в июле 1945 г., и узнали, что всех наших убили в гетто. Город лежал в руинах, нас пустила к себе жить семья дальних родственников. В одной проходной комнатенке жило одиннадцать человек. Туалет – на улице. Помню, как я боялась туда ходить.

После войны опять голод, холод, нет одежды. Мама раздобыла где-то мешок и из него смастерила мне платье, сумку в школу и что-то вроде лаптей.

Психологи утверждают, что вся жизнь человека зависит от того, каким было детство. Что хорошего видела я в детстве?

Когда в 2006 г. мы приехали в Израиль, Claims Conference дала мне 2500 евро. Спасибо, конечно. Но может ли это заменить убитых и замученных близких, голод, холод и унижения?

Может быть то, что я написала и не имеет особого значения, но так было.