Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Зак Лина

Зак Лина

Я очень рада, что могу рассказать о своем детстве. Все мое детство прошло в эвакуации. Я родилась в ноябре 1938 года в Ленинграде. Мне было два с половиной года, когда началась война. Папа отправил нас в эвакуацию в августе 1941 года и сказал: «Теперь я могу быть спокоен». С нами уехали бабушка и жена маминого брата тетя Белла с сыном Гришей, который был на полгода младше меня.

Все это я знаю со слов моей мамы. Примерно с трех с половиной лет я помню себя. Мы жили тогда в большом деревенском доме, в деревне Зуевка, расположенной в Кировской области. У нас была одна комната, в которой размещалось все наше имущество.

Жизнь в деревне было неспокойная. Местные дети нас не очень любили, особенно моего брата, и часто он прибегал домой весь в слезах, а вслед ему кричали: «Жид, жид, жид!» Ко мне относились лучше. Местные дети иногда давали пожевать жмых. Мне казалось, что ничего вкуснее на свете нет.

Напротив нашего дома росло огромное дерево черемухи. Когда созревали маленькие черные ягоды, то мой брат забирался на дерево и сбрасывал мне вниз веточки с ягодами, которые потом мы вместе с огромным удовольствием съедали. Ягоды были очень сладкие, но сильно вязали рот. Бабушка, чтобы нас порадовать, иногда готовила котлетки из картофельной шелухи, которые мы с Гришей очень любили. Вообще, есть нам хотелось постоянно, и это трепетное отношение к еде у меня осталось на всю жизнь.

Однажды в деревне случился пожар. На помощь сбежался весь народ. Тушили довольно долго, но тем не менее дом сгорел целиком. К счастью, никто не погиб. Этот случай оставил яркое впечатление в моем воображении.

Другой случай был такой. Стояла холодная снежная зима. Уже вечерело. На мне была шубка, а сверху повязан огромный платок. Мы играли с детьми около дома. Потом мы пошли в лес, и там старшие дети меня бросили, видимо, чтобы напугать, и я осталась в лесу совсем одна. Я не знала, куда идти, и пошла по тропинке, которая тянулась вдоль оврага. Помню, что услышала вдалеке ржание лошадей и пошла на эти звуки. Через некоторое время я вышла к конюшне, откуда уже знала дорогу домой.

Однажды, когда мы жили в деревне Зуевка, к нам приезжал папа на побывку. Он был в форме капитана. Я его совершенно не помнила и поэтому очень испугалась, залезла под стол и не хотела вылезать. Я плакала и говорила, что это не мой папа, но постепенно к нему привыкла. Я иногда просила его рассказать что-нибудь о войне, но папа не любил говорить об этом, а обнимал, целовал меня и рассказывал всякие смешные истории. Мама и тетя Белла работали воспитателями в детском доме, который находился примерно в трех километрах от деревни. Мы переехали жить в детский дом, когда мне было примерно четыре года. Там у нас была большая комната, и жизнь стала немного легче. Детский дом стоял в лесу недалеко от деревни Коса. Это был большой двухэтажный дом. Во дворе стояли хозяйственные постройки, где разводили кур и коз. Однажды зимой к нам в курятник забрались волки и съели всех кур. Это вызвало большой страх и переполох всего детского дома. Зимой волки часто подходили к детскому дому и, глядя на светящиеся окна, долго и жалобно выли. Это производило на нас, детей, гнетущее впечатление.

В первую зиму нашей жизни в детском доме умерла бабушка. Хорошо помню, как мы на санях везли гроб на кладбище, а я сидела сверху на гробе и громко плакала.

В детском доме была большая библиотека, куда я стала бегать очень часто. В пять лет я уже научилась читать и поэтому брала много разных детских книжек, но особенно мне нравились сказки. Все прочитанное я любила рассказывать в лицах другим детям, поэтому они хорошо относились ко мне и не обижали.

Зак Лина

Моя мама часто ездила на подводе с нашим конюхом в районный центр по каким-то делам.

Однажды за ними погнались волки, и они с трудом сумели добраться до детского дома. Летом она ходила пешком через лес и обычно приходила уставшая и расстроенная, принося нам различные военные новости.

В конце войны, под Новый, 1944 год, в детский дом привезли американские посылки. В них были консервы, шоколад, конфеты и много детских игрушек. Нас собрали в большом зале на празднование Нового года. Детям начали раздавать подарки, но мы с Гришей не считались детдомовскими, поскольку жили со своими мамами. Нам не дали ни одной игрушки, ни одной конфетки, и было очень обидно, хотя я понимала, что нам это не полагается. Но сам праздник остался в памяти как очень красивый и радостный.

Однажды я, как всегда, играла на детской площадке около дома и ждала, когда мама придет из районного центра. Стояла жаркая, солнечная погода. Обычно мама приходила грустная и уставшая, а в этот раз я увидела ее радостной и счастливой. Она буквально бежала навстречу мне, и я отчетливо помню, что она была одета в белое летнее платье. Я бросилась к ней, а она, подняв меня на руки, сказала: «Война кончилась! Война кончилась!», — и мы радостные побежали в детский дом, чтобы рассказать всем о том, что наконец закончилась война. Все обнимались, целовались и плакали от счастья.

Помню, как мы начали собираться, чтобы вернуться в Ленинград. Конюх повез нас на телеге на железнодорожную станцию. Мы долго ждали поезда. Когда он пришел, то мы стали закидывать свои вещи в товарный вагон, где было уже довольно много людей, но наши вещи выкидывали обратно и не пускали в вагон. Я громко плакала и не понимала, почему это происходит. Только благодаря помощи конюха нам удалось сесть в этот вагон, и мы поехали. Я совершенно не помню, как мы ехали, но когда мы прибыли в Ленинград, то меня поразил наш город, потому что раньше я никогда не видела таких высоких домов, красивых улиц и огромного количества чужих людей вокруг нас.

Мой папа прошел всю войну в пехоте и закончил ее под Кенигсбергом. Он был награжден тремя орденами и восьмью медалями, и я — маленькая девочка — очень гордилась своим папой.

Мой папа до войны работал редактором в газете «Красная звезда». Когда мы вернулись, он не мог устроиться на работу по специальности ни в одну газету. В то время начиналась антисемитская кампания, и поэтому папе пришлось пойти работать на завод. Через некоторое время он стал начальником большого механического цеха.

Хочу рассказать один эпизод из папиной довоенной работы в газете. В одном из номеров должна была быть опубликована цитата: «Ленин умер, нО дело его живет!» Но по чистой случайности произошла опечатка, и вместо этого было напечатано: «Ленин умер, нЕ дело его живет!» Все сотрудники страшно испугались и срочно решили изъять весь тираж. К счастью, дело было замято, но я помню, что папа всегда очень боялся ночных шагов по лестнице, и это чувство страха сохранялось в нем очень долго.

Моя мама до войны была учительницей в младших классах, а потом окончила бухгалтерские курсы и работала в банке.

После войны у меня появилась сестренка Ирочка, и мама больше не работала, а была домохозяйкой.

В 1946 году я пошла в школу в первый класс вместе со своей подругой Надей. Мы хотели учиться в одном классе, но Надю определили в класс «А», а меня — в класс «В». Мы очень просили определить нас в один класс, но никакие наши уговоры и просьбы не помогали. Уже потом я поняла, что в классах «А» и «Б» учились только русские дети, и к ним всегда приходили различные чиновники из РОНО, а в классе «В» собрали всех еврейских детей. У нас был очень сильный класс с большим количеством отличников.

Со школой у меня связаны самые лучшие воспоминания. Я очень любила читать, и заведующая школьной библиотекой Лидия Абрамовна меня заметила и стала разрешать заходить в книжные отделы и выдавать книги младшим детям. Благодаря этому я имела доступ ко всем книгам и много читала.

Хочу рассказать один эпизод из школьной жизни. Это было во втором классе на уроке пения. Наш преподаватель — маленький толстенький старичок — играл на скрипочке. А мы обычно пели. Однажды он начал играть нежную грустную мелодию. А в нашем классе было много детей, у которых отцы погибли на войне. Одна из девочек — Майя Ривкина — начала громко плакать, и постепенно все дети, глядя на нее, тоже начали плакать. Эта картина рыдающего под звуки скрипки класса надолго сохранилась в моей памяти.

В школьные годы я посещала новогодние елки во Дворце пионеров, ходила в литературный и фотографический кружки. У меня также были абонементы в школьные кружки при Эрмитаже и Русском музее. Нам даже иногда разрешали водить экскурсии для школьников, что мне очень нравилось.

Дальнейшая моя жизнь сложилась счастливо и благополучно: я окончила школу и институт, вышла замуж, воспитала сына и с чувством удовлетворения вспоминаю прожитые годы.

Источник: «Так было… Дети войны о Холокосте». Воспоминания детей войны — блокадников Ленинграда и выживших в Холокосте. Санкт-Петербург, 2021.