НА ПУТИ К ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

Я, Вайсберг Леонид, в 1940-41 годах проживал в Латвии, в Даугавпилсе, но за неделю до войны приехал с родителями в отпуск в Винницу на Украину. На второй день после начала войны мой отец — военный врач — отбыл в свою часть, и связь с ним восстановилась только в 1943 году. После первой же бомбежки Винницы мой дядя помог нам — семье военного врача — уехать в “глубокий тыл”, в село на Харьковщине. У мамы не было никаких иллюзий по поводу “гуманизма немцев”. Поезда брали штурмом, маму и мою тетю с огромным трудом впихнули в вагон, а меня и брата передали маме через окно. В поезде меня с маленьким братом разместили на багажной полке. Нам повезло, и мы в дороге ни разу не попали под бомбежку, но воздушные тревоги и вид насквозь простреленных самолетами вагонов мне запомнились навсегда. Вскоре, когда в глухом селе под Харьковым мы услышали канонаду приближающегося фронта, моя мать решила бежать дальше. На железнодорожной станции нас “приютили” солдаты эвакуировавшейся в тыл летной части, и мы неделю или больше ехали на открытой платформе вместе с солдатами охраны сидели и лежали на ящиках со снарядами и бомбами. Это была огромная удача, так как при малейшей угрозе бомбежки наш состав с бомбами загоняли в ближайший лесочек, и под бомбежку мы опять не попадали. Потом много дней мы продолжили путь в теплушках. На станциях бегали, перелезая под вагонами в кубовую за кипятком, на эвакопунктах нас пропускали через санпропускник-вошебойку, и, в конце концов, прибыли мы в Чкаловскую область. Нас разместили на маленьком хуторе, но потом перевели в село Ташлу, где мама стала работать учителем в сельской школе. Жили мы в сельской хате, куда власть определила нас на постой к вдове. Первый год эвакуации был особенно трудным и голодным, мы «жрали» лебеду и конский щавель, собирали колоски и выкапывали сладковатую мерзлую картошку. На второй год мы вырастили уже свою картошку, завели козу, а когда установили связь с отцом, который был на фронте, получили аттестат и даже как-то посылку с трофейными ботинками для меня. Но все равно мы были всегда голодными, хотя с голоду не пухли. Уральской зимой мы, южане, страдали от морозов, теплой одежды у нас не было. Когда я приходил из школы, мой маленький братишка одевал эти же ботинки и только тогда мог выйти на зимнюю улицу В сельской школе я продолжал учебу. В годы эвакуации в Ташле я впервые узнал, что я «жид» и что я должен “уматывать в свою Палестину”.

Любимая дразнилка была: “скажи на горе Арарат растет красный виноград»

Все это описал знаменитый писатель Борис Стругацкий, который сам тоже жил тогда в ”моем” селе Ташле. Борис был младше меня, учился не в моем классе, и я не запомнил будущего великого писателя. Все же я немного горжусь, что уроки русского языка будущему светилу русской литературы преподавала моя мама. Пожелания моих сверстников — сельских малолетних антисемитов сбылось: я на старости лет оказался в “своей Палестине”, ставшей Израилем. После освобождения Винницы мы вернулись ”домой”. Мы еще до возвращения знали, что мою бабушку, вторую тетю и моих двоюродных сестер расстреляли в сентябре 1941 года в Винницком гетто. Наша квартира и барахло ни в Латвии, ни в Виннице не уцелели, нашлось только мамино пианино, которое за ненадобностью и невозможностью спрятать громоздкую вещь нам вернули соседи. Другая моя тетя вернулась с нами, ей удалось получить временно комнату в здании детских яслей, где она работала до войны и опять стала работать после возвращения. Мама начала работать учителем и завучем в музыкальной школе, и мы вернулись к почти “цивилизованной” жизни- с уличными «сортирами» с выгребной ямой, водой в уличной колонке, печным отоплением, коммунальной баней. Через год нас — маму, брата и меня — забрал к себе отец по месту его службы. Мы начали человеческую жизнь.

Из книги  Иосифа Скарбовсого Дети войны помнят хлебушка вкус»,
Том 2. Книга первая.  Израиль, Studio Fresco, 2016 г