Любарский Анатолий 8 сентября 1934 года рождения в Москве. Мать — Росинская Хина Мироновна, отец — Любарский Григорий Давидович, брат Вадим умер. Закончил Московский институт тонкой и химической технологии им. Ломоносова, работал заведующим отдела Нии Министерства химической промышленности. Жена Ицхакина Ирина, два сына Михаил живет в Москве и Алексей живет в Израиле, 1 внук. Репатриировался в 1997 году.

Войну я встретил в городе Харьков. Я родился в Москве в 1934 году в семье научных работников. Родители работали в НИИ министерства химической промышленности. Летом 1941 года по приглашению родного брата мамы, который работал главным агрономом в совхозе под Харьковом, я, мальчишка семи лет, мой брат четырех лет и бабушка семидесяти лет поехали в Харьков провести лето на Украине.

Поезд прибыл в Харьков рано утром 22 июня 1941 года. На вокзале было очень много народу, суматоха, беготня, крики — паника. Нас встречал дядя очень взволнованный и сообщил, что началась война, немцы бомбят Киев, Харьков и другие города Украины.

Стало ясно, что надо срочно возвращаться в Москву. Хорошо сказать «возвращаться». Все поезда в Москву были уже переполнены. Только благодаря титаническим усилиям моего высокопоставленного дяди, нас удалось к вечеру втиснуть в один из дополнительных вагонов «матери и ребёнка». Таким образом, в ночь 22-23 июня нам удалось вырваться из охваченного страхом, хаосом и паникой Харькова. Начались наши «военные» мытарства. В Москве нас встретила мама в ужасе от безысходности, неизвестности и беспомощности, что мать и дети оказались в охваченной бомбёжками Украине. Нервное напряжение мамы, которая ослепла, объяснялось еще и тем, отец был мобилизован в армию и ушёл на фронт.

Москва в эти дни лета 1941 года жила с ощущением всеобщей наростающей беды. Фашисты с немецкой пунктуальностью утром, днём и вечером бомбили город. По вечерам тёмное небо Москвы расчерчивалось лучами прожекторов и освещалось сполохами взрывов зенитных орудий. Все окна московских домов были заклеены накрест полосками бумаги. К ночи окна завешивались плотными одеялами. По улицам ходили группы дружинников, которые следили, чтобы ни одна полосочка света не была видна на улице и не стала ориентиром для немецкой авиации. Большинство улиц города были перекрыты противотанковыми ежами. По ночам на крышах домов дежурили жильцы дома, которые сбрасывали зажигательные бомбы с крыш домов. Утром осколки бомб собирали вездесущие мальчишки. Теперь это были «главные» игры ребятни.

В июле в Москве началась массовая эвакуация заводов, учреждений, фабрик, институтов и жителей города на восток страны и в Среднюю Азию. Москва быстро обезлюдела.

В конце августа — начале сентября 1941 года немецкие войска подошли вплотную к Москве и стояли уже в 20 километрах от города в районе станции Лобня — северный пригород Москвы. Эвакуация населения и предприятий проводилась уже принудительно и всеобъемлюще.

Мама решила, что ей легче будет уехать с семьёй к родственникам в город Саратов. В сентябре 1941 года мы (мама, бабушка Хана Борисовна, я и брат) эвакуировались в Саратов. Это оказалось большой ошибкой. В Саратове находились авиационные заводы и его массированно и круглосуточно бомбили немцы. Ситуация была столь опасна, что для защиты города, и его заводов и населения ставились мощные дымовые завесы над всем городом.

Наступила суровая зима 1941-42 годов. Нас поселили в общежитие, в небольшую комнату, в которой уже к этому времени проживало две семьи — две женщины и пятеро детей.

Зима эта была холодная, суровая, снежная: а главное — очень голодная. Мама стала работать в госпитале, и мы все пытались выжить на мамину рабочую карточку и карточку трех иждевенцев. Я до сих пор помню это постоянное и непреходящее чувство голода. По карточкам на нашу семью выдавали около полукилограмма хлеба в день. Каждое утро мама делила эти полбуханки хлеба на три равные части. Одна часть съедалась утром, а две оставшиеся части мама прятала от нас, чтобы было, чем кормить днём и вечером. Днём мама прибегала из госпиталя с кастрюлькой жиденьких щей. Это был наш обед. Вечером при тусклом свете коптилки (фитилёк в масле) мы с жадностью доедали остатки хлеба и запивали кипятком. И это считалось «нормальное» существование.

Бывали дни, когда вместо хлеба по карточкам, выдавали кусок сырого теста, которое ещё надо было превратить в съедобный хлеб. Проблема была в приготовлении из этого теста какой-нибудь еды. Дело в том, что в общежитии была только одна кухня на 20 комнат с большими семьями беженцев; в «час пик» утром и вечером для пользования кухней и туалетом нужно было занимать заранее очередь. Зимы 1941-1942 годов были очень холодные, суровые; общежитие плохо отапливалось, поэтому жильцы общежития одевали на себя всё, что можно, чтобы не замёрзнуть, спали тоже в одежде.

В таких суровых условиях мы прожили в Саратове полтора года. Летом 1943 года мы смогли вернуться в Москву. Здесь стало немного полегче. Немцев отогнали далеко от Москвы; бомбёжки практически прекратились, но голодная жизнь продолжалась.

Мама вернулась на работу в институт, получила «рабочую» карточку на себя и три «иждевенческие» карточки на бабушку и детей, и психологически дома жизнь стала полегче; появилось ощущение, что война скоро кончится. В Москве стали «салютовать» при освобождении крупных городов.

Невозможно забыть картину прохода тысяч немецких пленных солдат по Садовому кольцу в Москве. Немцы шли молча с опущенными головами, а вокруг на улицах Москвы так же молча стояли москвичи, глядя с сожалением на колонны этих людей и не было в них ни злобы, ни ненависти, а только человеческая жалость к этим несчастным людям, попавшим в большую беду. Стояла напряжённая тишина, и было слышно только звуки шаркающих по асфальту ботинок и звон металлических кружек.

Начиная с 1943 года настроение людей изменилось к лучшему, появилась надежда на скорый конец войны и уверенность в победе.

Наступил май 1945 года. Левитан своим уникальным голосом торжественно объявил о Победе и безоговорочной капитуляции Германии.

Ликования, восторг — беспредельны! Всё население Москвы высыпало на улицы. Красная площадь заполнена радостными людьми. Под грохот салюта все поют, обнимаются, целуются. А в небе над Красной Площадью реет огромный портрет Сталина в лучах прожекторов. Ура! Победа!

Источник: «Книга памяти. Воспоминания жителей Цфата, переживших ту войну». Израиль, Цфат, 2015.