Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Медник Женидора

Mednik1

НАША СЕМЬЯ – НАША СУДЬБА

В 1940 году наша семья в полном составе – Натан Медник (папа), Наха Медник (мама) и четверо детей (Давид, Либуца, Рувин и я, Женидора) – выехала из Румынии в Молдавию, в город Добравены, к родителям отца. Нас всех, с чемоданами, посадили в машину. Мне было всего четыре года, и меня буквально засыпало этими чемоданами. Когда на границе все вышли из машины, то меня сразу не нашли, бросились искать и обнаружили под грудой чемоданов. Вскоре мы приехали к дедушке и бабушке в Добравены.

Папа устроился работать в госстрахе и ему дали квартиру в г. Сороки, куда мы и переехали. Там 20 октября 1940 года родилась наша младшая сестра, Олгуца. Квартира была хорошая, с садом. Жили мы на пригорке, над Днестром.

22 июня 1941 года я с папой спала во дворе на завалинке. В 4 часа утра началась война. Стали сильно бомбить Днестр.

Мы взяли с собой документы, кое-какие вещи и спустились к реке. Папа решил пойти в военкомат,
там ему сказали, что коммунисты покидают город последними. Как только мы оказались у реки, бомба упала на наш дом. Это было наше первое боевое крещение.

Mednik2

У Днестра собралось очень много людей и все ждали, когда дадут лодку, чтобы переправиться на противоположный берег – там была уже Украина, село Цекиновка. А Днестр бомбили по-черному. То тут, то там лодки с людьми переворачивались. Мы не знали никакого языка, кроме румынского. Сначала в лодку сажали матерей с грудными детьми.

Наконец, нас – пятерых детей (Олгуце было 8 месяцев, мне, Женидоре – 5 лет, Рувену 7 лет, Либуце – 10 лет, Давиду 11 лет) и мамочку нашу посадили в лодку. И вот мы плывем по Днестру, а самолеты летят и бомбят реку. Меня ранило осколком в плечо. То там лодка переворачивается, то здесь… А нас выкинуло на берег волной.

Это было наше второе боевое крещение. Так мы оказались на противоположном берегу. Мама постелила на землю коврик, который успела взять с собой, и накрыла нас черным пледом – это была маскировка.

Потом мы вошли в какой-то двор. Вышла хозяйка с палкой в руке и стала прогонять нас. И мы ушли, где пешком, где на подводах, держась друг за друга. Потом сели в поезд. Поезд был набит битком, и одна женщина, подняв руки к небу, все время причитала: «Ой, хоть бы бомба не упала на наш вагон» — и так всю дорогу, пока поезд не остановился на какой-то станции. Как только мы отошли на 15-20 метровот поезда, пролетел самолет и сбросил бомбу на наш вагон. Это было наше третье боевое крещение.

Нас эвакуировали в Сталинград, куда мы долго добирались. В дороге я сильно заболела, да и еды у нас не было. На какой-то станции к маме подошла женщина и сказала на идиш, что в соседнем поезде военные раздают хлеб.

Мама взяла меня на руки и побежала туда, но хлеба уже не было, осталась только одна заплесневелая буханка. Мама аккуратно обрезала ее и раздала нам. И опять, где пешком, где на подводах, удалось нам добраться до станции Бузулук, несмотря на непрекращающиеся бомбежки. Измотанные и больные, сошли мы на станции. Начальник велел посадить нас на подводу и отвезти туда, где собирались беженцы. Когда мы туда приехали, маме знаками объяснили, что здесь и так много людей, поезжайте обратно на
станцию и просите, чтобы вас отправили в другое место.

На станции мама, также знаками, объяснила, что папа ушел добровольцем на фронт. Тогда нас всех быстро послали в баню, переодели, накрыли стол. Мы даже боялись к нему подойти. Солдат, который стоял у стола, сказал нам: «Ешьте, ешьте!» Мы растерялись, ведь слово «ешти» по-румынски — «выходите». Давид сказал: «Что это они нас пригласили, а теперь выгоняют…» Но солдат повторил заново, показывая знаками. Мы поели. Начальник станции подарил маме шинель.

Наш путь лежал в Сталинград, но маме сказали, что с пятью детьми она туда не доедет. По дороге есть колхоз «Вторая пятилетка», поезжайте туда. И мы поехали в Бузулукский район, Малогосфирский сельсовет, колхоз «Вторая пятилетка». Председатель колхоза нас принял хорошо, дал квартиру на окраине села, молока, чтоб мы немного поправились. Но мама все просила дать ей работу. Она выполня-
ла различные поручения. В колхозе мы прожили до 1943 года, и все это время ничего не знали об отце. Оказалось, он девятеро суток провел в окопах, наполненных водой, т.к. их окружили немцы, и они не могли выйти, пока не пришли наши и не освободили их. Солдат разместили по разным больницам. Отец попал в Бузулукскую больницу. Сколько времени он там пролежал, не знаю, но после выписки ему
дали месяц отпуска.

Mednik3

А в больнице, как раз, работала женщина из нашего колхоза, Уля Патей – по-мордовски — «сестра». Отец сказал Уле: «Зачем мне этот отпуск? Мне все равно некуда идти. Была у меня красавица-жена и пятеро
детей, а теперь не знаю, где они». Тогда Уля сказала: «Пойдем со мной, у нас живет одна молдаванка с
пятью детьми, вдруг это
твоя жена!»

В тот день мама пошла домой покормить нас обедом, а старшего брата, Давида, оставила присмотреть за телятами. Когда-то отец говорил ему: «Не будешь учиться — пасти тебе телят!» Так и получилось. В это время на дороге показались Уля с отцом. Отец позвал сына по-румынски: «Дидилика, Дидилика!» Кроме отца никто не мог его так звать. Давид не сразу узнал в солдате отца, а когда узнал, то побежал к нему. Телята разбрелись кто куда. А мама как чувствовала, и послала второго брата, Рувина, посмотреть,
не распустил ли Давид телят. Рувин вернулся домой и говорит: «Все телята в огороде, а Давид побежал к какому-то военному». Мама стала выгонять телят из огорода и ругать Давида, а он говорит ей: «Мамочка, не кричи — папа идет!» Когда мама увидела отца, побежала к нему, и возле него
упала в обморок.

Вечером весь колхоз собрался у нас. Все расспрашивали отца, не видел ли он такого-то и такого- то. Приходили разные люди, подолгу сидели и разговаривали. Папа провел с нами весь отпуск, но время летит быстро. Обратно его провожал весь колхоз.

Прошло шесть месяцев, от папы не было вестей. И вот, наконец, прибыл маленький треугольник с такими словами: «Не могу писать, уезжаю со своими бойцами на фронтовую полосу». К тому времени отец уже был сержантом. И опять шесть месяцев не было писем. А потом пришла похоронка. И опять весь колхоз собрался у нас…

После этого мама сильно заболела, думали, что не выживет. Давид с Либуцей сказали, что будут с мамой до последнего вздоха и Ольгуцу никому не отдадут.

Mednik4

Меня и Рувина отправили в детский дом. В это время мама пришла в себя и спросила, где мы с братом. Ей сказали, что нас отправили в детский дом. «Передайте им, если останусь жива — обязательно заберу их», — только и смогла сказать мама. Так мы с братом оказались в детском доме, в селе Елишановка, Бузулукского района. Мне было шесть лет, Рувину — восемь. Целый год мы не видели родных, и
нам сказали, что мама умерла.

Как-то раз, для нас, малолеток, устроили соревнование и повели на поле. Там рос зеленый горох, и нам сказали, кто соберет больше гороха, получит кусочек черного хлеба. Я выиграла этот приз! Получив драгоценный кусочек хлеба, я закричала: «Рувин, Рувин, смотри, что я выиграла!» Рувин подошел, выхватил у меня хлеб и быстро проглотил его. Боже, как же я плакала! И тут вошла заведующая детдо-
мом и сказала: «Женидора, не плачь, твоя мама приехала». Я остолбенела: «Какая мама, ведь она умерла!» — «Нет, врачи выходили ее, вот она!» — и открыла дверь. Вошла наша мама! Я бросилась к ней. «А где же Рувин?» — спросила мама. Я рассказала ей про историю с хлебом, и она попросила позвать его. Я закричала в окно: «Рувин, беги сюда, мамочка приехала!»

В тот же день мама забрала нас из детдома. После этого нам пришлось еще много всего пережить.

Из книги «Как хочется жить»
Сборник воспоминаний.

Автор-составитель Ж. Медник
Израиль, 2011