Родился я 16 февраля 1936 года в городе Бендеры в Молдавии. До 1940 года наш город входил в состав Румынии. Родители были людьми не богатыми, но зажиточными. Нас у родителей было трое: я, сестра Ида и меньший брат Моня.
С первого дня войны отца мобилизовали в отряд пожарной охраны города. Вскоре город начали бомбить днем и ночью. Перед нашим домом вырыли окоп (щель), куда мы прятались во время авианалетов. Бомбежки, раненые, крики о помощи. Отца мы не видели целый месяц, он был занят тушением пожаров. Через нашу узловую станцию проходили составы с ранеными и беженцами, а в обратную сторону — на фронт.
К концу июля 1941 года, когда оккупанты подошли вплотную к городу и стали обстреливать его из орудий, дедушка Пиня собрал в нашем доме все три семьи своих детей на совещание. Утром было принято решение — бежать по Днестру. К этому времени жители города уже были наслышаны о зверствах немцев по отношению к евреям.
Наши три семьи, нагрузившись вещами, пошли к порту и едва успели погрузиться на последнюю отходящую баржу. По реке Днестр от города Бендеры до Тирасполя всего 25 километров, но мы плыли почти сутки, так как командир буксира часто прятал нашу баржу, пережидая бомбежки и обстрелы. Уже подходили к Тирасполю, когда при очередном налете осколками перебило оба буксирных трасса. И неуправляемая баржа с ходу ударилась днищем о мель возле берега. Многие попадали в воду. И только благодаря команде буксира, военным и гражданским на берегу удалось спасти людей.
В городе Тирасполе мы несколько дней жили на станции, где нас и нашел отец,
отступавший вместе с последними защитниками города. Выходцев из Бендеры, кому было под сорок, не брали на фронт, и отец остался с нами. Вместе с дедушкой они погрузили наши три семьи на открытую железнодорожную платформу, и мы поехали на восток. Около двух недель мы добирались до города Горловка. По дороге нас часто бомбили. И опять крики, стоны, сгоревшие вагоны, убитые и раненые люди.
Всю нашу семью, 14 человек, поселили в одной комнате. Прожили мы в Гор­ лавке до сентября 1941 года. И опять начались бомбежки. В конце августа моего отца всё-таки призвали на фронт. И дедушка принял решение отправить мою маму с тремя детьми и тетю с двумя детьми дальше на восток. Сам он с семьей дяди остался в Горловке.
С дядей и его семьей мы встретились после войны в нашем родном городе, а вот дедушку с бабушкой больше никогда не увидели. Они погибли.
В сентябре 1941 года мы достигли Узбекистана, города Наманган. Нас отправили в колхоз, поселили в одной комнате несколько семей, где с двух сторон были сколочены нары, на которых мы спали. В проходе стояли столы и лавки. В помещении была плита, которая топилась кизяком, нещадно дымившим и коптившим. Там мы прожили до лета 1942 года.
Мама работала в колхозе, убирала табак и хлопок, я ходил в детсад, сестра по­ ехала по набору в ФЗО в Ташкент. Зимой 1943 года мама поехала в Ташкент забирать сестру — она заболела. По дороге маму обворовали, украли деньги и карточки, и мы целый месяц жили впроголодь. Спасибо соседям, которые нам помогали в этот трудный период. Постепенно жизнь налаживалась.
Узбеки очень хорошо к нам отнеслись. Нас с семьей тети одна узбекская семья взяла к себе и поселила в пристройку, где было две комнаты и кухня. Мы с младшим братом пошли в колхозный детсад, сестра устроилась работать на почту телефонисткой. Несмотря на трудности военного времени, в детском саду нас старались накормить- всегда ели горячее, а утром и вечером давали кусочек хлеба с повидлом или чем-то другим. В сентябре 1943 года я пошел в первый класс. Школа была в райцентре за семь километров, надо было идти через речку Сай, мелкую, широкую, но очень бурную.
Был один букварь на несколько учеников, тетрадки сшивали из газет и каких­то бланков, чернила изготавливали из сажи, которая больше пачкала, чем писала.
Жили в основном на скудный паек мамы и сестры, колхозная пайка была меньше, чем у рабочих. Мы с мальчишками делали набеги на колхозные сады, подстреливали из рога­
ток голубей и других пичужек. Жили вечно голодными. Однажды я увязался за
колонной солдат, которые шли на тренировки. Они меня увидели и накормили вкусной кашей, показали дорогу домой. Было темно, когда я увидел плачущую маму, бегущую по дороге вне себя от горя.
Мы жили вестями с фронта, нас, детей, посылали в поля собирать остатки хлопковых коробочек, за что давали по кусочку хлеба. Детская привычка подбирать со стола все крошки от хлеба сохранилась у меня и сейчас.
Зимой 1944 года нас разыскал комиссованный отец, у него был порок сердца. Он устроился в Намангане в банке инкассатором, ему дали лошадь. Часто вечером я ходил с ним купать лошадь на речку.
О Победе мы узнали из сообщений радио, которое начало говорить на полчаса раньше в тот день. Люди обнимались и плакали. Я с мальчишками отправился на центральную площадь, мы влезли на деревья и оттуда слушали выступающих. В киосках бесплатно давали газировку и сладости. Этот день я помню до сих пор.
В июне 1945 года нас разыскал брат отца. Когда в 1944 году наши войска освободили город Бендеры, дядя был оставлен в городе для восстановления железнодорожной станции. Он прислал нам вызов на реэвакуацию, и мы опять в товарных вагонах вернулись домой. Здесь я пошел учиться и окончил школу.
В 1992 году репатриировался в Израиль, занимаюсь общественной работой.

Из книги «Гонимые войной. Воспоминания бывших беженцев Катастрофы,
проживающих в городе Ашдоде (Израиль)».
Издано организацией «Беженцы Катастрофы», Израиль, Ашдод, 2015 г.