Я, Левитан Владимир, 1938 г., родился в Москве, на Соколе в семье офицера в доме, где жили и другие офицеры. С началом ВОВ все офицеры ушли на фронт, а семьи, в том числе и наша: я, мама 1908 г. и сестра 1932 г. остались в Москве. К началу войны мне было 3 года и, когда начались обстрелы и бомбёжка Москвы, я это запомнил хорошо, вплоть до вспышек и звуков разрывов. И ещё — сирены воздушной тревоги. Помню как мы с сестрёнкой бежали в бомбоубежище через большой двор нашего дома, который немцы бомбили из-за высокой квадратной трубы от котельной, думая что там предприятие. Иногда с нами бегала и мама, но чаще она была на крыше в противогазе и гасила зажигательные бомбы, которые сбрасывали немцы. А в нашей квартире со стороны взрыва наклонилась стена.

К этому времени немцы стояли уже под Москвой и было решено семьи офицеров эвакуировать из   Москвы куда-то за Волгу и за Урал. Нас собрали в три пассажирских вагона и прицепили к воинскому эшелону. Этот  эшелон с живой силой и техникой уходил во Владивосток, т.к. было опасение о вступлении в войну Японии.

Всех эвакуированных частями оставляли по дороге в разных городах, а нас довезли до г.Читы. По чьёму-то решению нас и ещё четыре семьи посадили в машины и перевезли в г. Якутск. Была уже зима, но нас приютили, дали дом и одежду.

Жизнь в Якутске была  трудной и сложной из -за климата: морозы зимой минус 40-50 градусов, а летом бывали днём 25-30, но ночью от 0 до -1, а было и -2 (лето — с конца мая до середины августа). Это привело меня к бронходениту на всю жизнь.

В начале 1943 г., списанный по раненнию из действующей армии и знающий, где мы, к нам присоеденился отец. В Якутске  мы прожили до начала декабря 1944 г.

Возвращение в Москву в это время было довольно опасным! В накрытый брезентом «Студебеккер» разместили несколько семей с детьми. Морозы стояли за 40 гразусов. Все дети, одетые в несколько меховых костюмов каждый, лежали на дне кузова на разосланных в несколько слоёв медвежьих шкурах. Этими же шкурами мы были накрыты сверху!

Дороги были либо забиты тяжёлым снегом либо покрыты льдом. Опасность заключалась не только в оледеневших горных дорогах: путь проходил по горным масивам «Яблоневого хребта». Опасность была ещё и в том, что дети, лежащие под меховыми шкурами с головой надышивали вокруг рта и носа ледяные «куржаки», которые перекрывали дыхание. И были случаи, когда в г. Читу привозили задохнувшихся мёртвых детей. В часности я прошёл через это. Мой папа во время отогрел мой «куржак». Наши мужчины-родители постоянно, каждые 10-15 минут, заглядывали к нам в меховые норы и отогревали тех у кого начинался «куржак».

Помимо этих забот мужчинам приходилось всё время следить за состоянием дороги. На высотах горного перевала мы попали в циклон и дорога оледенела. И эта мощная машина «Студебеккер», с трудом двигалась по льду. В какой-то момент она начала скользить и съезжать с дороги к пропасти. Все мужики попрыгали из кузова и, что называется, на плечах вынесли машину на дорогу.

Путь этот, не смотря на то что каждые 50 км. у дороги стояло зимовье, где можно было обогреться, прогреть снятую одежду, где в центре кипел громадный котёл, чтобы заварить чайку, занял около двух недель. Как он проходил я знаю со слов отца и других мужиков и их жён. И вот, наконец, г. Чита! Там мы пробыли в ожидании поезда на Москву ещё несколько дней. Считая пересадку в г. Иркутске, до Москвы мы добрались к концу декабря 44 г. Осенью 1945 г. мы с сестрой пошли в школу: я в 1-й, она в 4-й классы. А дальше пошли советские и постсоветские годы и тридцать-четыре Израильских лет.

Мне — 86…

С уважением, В. Левитан

16.06.2024