Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Каганович Хаим

ИЗ АРХИВОВ

МЕМОРИАЛА «ЯД ВА-ШЕМ»

ВОСПОМИНАНИЯ КАГАНОВИЧА, ХАИМА ЛЕЙБОВИЧА

(взяты в 1974 году)

…Русские нас обманули. Они сказали нам, что советские войска уже в Тильзите, и нет никакого смысла эвакуироваться, а немцы уже были под Шяуляем. Я оставил жену в трех километрах от города, взял портфель, полотенце, свой пистолет и один пошел в направлении Шукьян.

В милиции уже была паника. Начальство не имело никаких указаний. Никто не знал, что ему нужно делать. Была страшная паника, которой содействовали заброшенные немецкие лазутчики (это мы узнали позднее) и националисты. Распространялись разные слухи. Евреи, к сожалению, еще не понимали тогда, что их ожидает, да и те, кто понимал, – они тоже не могли спастись. Ведь не сразу все поняли, что хваленая Красная армия в то время была колосс на глиняных ногах, и что долго эта армия не продержится. Были евреи, которые поняли, что их ожидает, но ничего сделать не смогли. Еврейские семьи в городках были многочисленны, транспорта никакого не было. Те евреи, у кого были лошади, решались на эвакуацию, но из них только единицы доехали до безопасных мест. Во-первых, немцы наступали молниеносно, а сколько проедешь на лошадях? Кроме того, на дорогах стояли литовцы и силой оружия заставляли беженцев повернуть обратно, то есть навстречу немецким войскам. Сколько таких евреев так и не вернулись в свои дома. Тысячи еврейских тел устлали в это время дороги Литвы.

Что касается разных органов Советской власти, то туда, конечно, проникали со специальным заданием самые различные элементы. Тогда крупнейшие советские «активисты» бросили своих подчиненных на произвол судьбы, удирая в самые ответственные минуты.

Из моей Келмской милиции от немцев удрали только два работника милиции – литовцы Путивинскис Стас (он погиб на фронте) и Бронюс Сунгайла, который погиб, очевидно, по дороге. Эвакуировался еще и Арманавичус Повилас. Все остальные остались и спокойно сотрудничали с немцами.

Итак, я пешком шел на Шукьяны. По дороге я подобрал Орчика Голубродского. Я его вез на велосипеде до Шукьян.

До того, как зайти в Шукьяны, я зашел переночевать к литовцу Путвинскасу в сарай. Он этого не знал. Я нашел там людей, и я спал среди них. Как только немного рассвело (а там очень много озер, где разводят карпов), я увидел туман и что Келем горит. Я не знал, куда идти. Я встретил литовку и спросил ее, куда ведет эта дорога. Она мне сказала, что с одной стороны дорога ведет в Ужвент, а с другой – на Шукьяны. (Я был рядом с Шукьянами.) Я боялся, чтобы она не рассказала хозяину дома, что по дороге пошел еврей. Я пошел в одном направлении, а как только она ушла, изменил направление.

Я пришел в Шукьяны, а там уже были и немцы, и русские. Было такое положение, что ни немцы, ни русские не знали, где проходит фронт. Я взял у шурина в Шукьянах – Шлеймса Шамеса – хлеб и пошел дальше. Шурин отказался эвакуироваться, ибо ожидал своих детей, которые гостили у меня дома. Он сказал: «Ты милиционер, должен бежать, но нам никто ничего не сделает».

В то время как я ходил с Голубродским, вокруг нас крутились литовцы-националисты. Уже были слышны лозунги: «Бей жидов!» Интересная деталь: один литовец за Шукьянами по дороге дал нам молока.

Мы зашли в Куршенай. Повсюду все было закрыто. Мы увидели еврейку, хозяйку пекарни. Литовцы не давали ей возможности эвакуироваться, заставляя продавать им хлеб. Мы ее насильно увезли. Отсюда мы ушли втроем до Жагаре. Там некуда было войти, было полно эвакуированных евреев. Они не знали, что делать. Литовцы отравили в этих местах (возле синагоги и еврейской гимназии) колодцы. Местные хулиганы организовались и начали массовые убийства евреев. Кровь лилась ручьем.

Я организовал евреев, и мы пошли по направлению к латвийской границе. Пограничники никого не подпускали к границе. Лишь в пятницу утром (первая пятница после начала войны) эту границу «открыли». Мы преодолели в один день 80 км до Риги. Там мы спросили, где граница России. Латыши нас забросали камнями, и мы пошли на мост через Двину. В этот момент немцы бомбили мост, и он был поврежден в нескольких местах. Чудом мы прошли мост. Оттуда мы пошли к железнодорожному полотну. А здесь действовали немецкие десантники. Они взрывали мосты, бросали зараженную пищу, сеяли панику, всячески затрудняли советским войскам отступление. По вине этих диверсанто погибли тысячи и тысячи советских граждан. Особенно много погибло милиционеров из Литвы. Во-первых, они не знали русского языка, во-вторых, у них у всех было немецкое оружие, перешедшее к ним от буржуазной полиции. Когда советские энкэвэдисты ловили таких людей, они их просто, как говорят, «ставили к стенке». Таким образом погибло немало и литовских офицеров, которые также хотели эвакуироваться. И их погубило незнание русского языка и оружие. Я только позже понял, что и я мог так погибнуть. А вообще меня спасло то, что я уж очень был похож на еврея.

Мы сели в какой-то поезд. Никто не знал, ни откуда, ни куда он едет. В одном месте, где-то в Белоруссии, поезд остановился, мы вышли из вагонов, которые кто-то из лесов обстреливал, и лежали на земле. Один из рядом лежащих меня спросил, куда ведет дорога. Он говорил с каком-то странным акцентом, не то немецким, не то латышским. Вдруг послышался крик: «По вагонам!», а этот человек побежал по направлению к лесу. Он зажигал какой-то фонарик и сигналил. Его поймали. Это оказался немецкий шпон. У него нашли замысловатый фотоаппарат и разные документы. После этого у всех начали делать обыск. У меня забрали мой пистолет.

По дороге меня мобилизовали в латвийскую дивизию. Так нас собрали 4000 человек, бывших работников милиции. Со мной вместе мобилизовали Баумана, Бреслава, Лурье и многих других евреев из Латвии. Я попал в пехотное подразделение. Началось наше обучение военному делу…