Родилась в 1940 году в городе Клинцы Брянской области.
Окончила Северо-Западный Политехнический институт.
Работала на различных инженерных должностях на предприятиях радиотехнической промышленности в Новгороде, Клинцах, Красноярске, а также на заводе автомобильной промышленности в Белоруссии.
Репатриировалась в Израиль весной 1993 года. Живёт в Ашдоде. Имеет двух дочерей и трёх внуков. Все живут в Израиле.

НАША ЭВАКУАЦИЯ

До войны наша семья в составе матери Наймарк Софьи Абрамовны, отца Рахлина Бориса Григорьевича, трёх детей (меня, брата и сестры) и моих бабушки и дедушки (родителей отца) проживала в г. Клинцы Брянской области (Россия).

22 июня 1941 года был выходной день. Семья принимала гостей. Поставили самовар и готовились угощать гостей чаем с бабушкиными печёными изделиями. И в тот момент, когда мама несла горячий самовар на стол, по радио объявили о войне. От страшной тревоги она споткнулась и выронила самовар, при этом кипятком ошпарилась моя четырёхлетняя сестра.

Мой отец, незадолго вернувшийся с финской войны, был призван на фронт 13 августа 1941г. Говорят, его видели в брянском лесу, где формировались воинские подразделения. Больше мы о нём не получали никаких известий. Уже после войны на многочисленные мамины запросы мы получили извещение о том, что папа пропал без вести.

В начале августа 1941г. из г.Клинцы были эвакуированы фабрики и заводы, после чего началась массовая эвакуация (бегство) населения. 15 августа ночью город был освещен, и немцы высадили десант. Дедушка не хотел уезжать, он говорил, что знает немцев с войны 1914 г. как культурных и порядочных людей и утверждал, что ничего плохого они нам не сделают. Но мама настояла, сказав, что она, будучу советской учительницей, комсомолкой, да ещё и еврейкой первая попадёт под расстрел. Мама заявила, что она забирает детей и уезжает. Тогда дедушка смирился, и 16августа наша семья вместе с семьями родственников выехала из города на подводах, запряженных лошадьми, с болью в сердце оставив дом и всё нажитое имущество. Надо сказать, что наш дом папа с дедушкой построили собственными руками. Он стоял на окраине города, недалеко от леса. Вокруг жили русские семьи. Ближайшую соседку мы попросили присматривать за домом и оставили город. Жители деревень, мимо которых мы проезжали, подсказывали куда не следует ехать, т.к. там уже были немцы.

В течение 10-12 дней обоз ехал на восток, часто попадая под бомбёжки. Мне было всего полтора года, но один эпизод до сих пор стоит у меня перед глазами. Когда обоз проезжал мимо картофельного поля, налетел немецкий самолёт и начал сбрасывать бомбы. Все соскочили с подвод и залегли среди картофельной ботвы, оставив на телеге больную сестру. Я тоже лежала, опустив голову лицом вниз на землю. А когда всё стихло, подняла голову, увидела высокую яркозелёную ботву и чистое голубое небо и спросила: «Мама, можно?» Возможно, детское воображение нарисовало в моём мозгу такую картину, т.к. взрослые часто вспоминали и пересказывали эвакуацию. А возможно, и в самом деле стресс был так велик, что это почувствовал и полуторогодовалый ребёнок. Так мы добрались до хутора Михайловск Сумской области, где была узловая станция. Там находился воинский эшелон, направлявшийся в прифронтовую полосу. Военные взяли нас на открытую платформу, и с этим эшелоном мы добрались до станции Ворожба. Там мы пересели на товарный поезд, в котором эвакуировалось население из мест, оккупированных немцами. Поезд часто останавливался. На одной из остановок дедушка сошёл, чтобы набрать кипяток. Вдруг поезд тронулся, а дедушка остался. Мы потеряли его. Сколько было переживаний у всей семьи! И сколько радости, когда дедушка нашёлся, он сумел догнать наш поезд!

В дороге я заболела дизентерией. По совету врача, ко-торый ехал в этом вагоне, семья сошла с поезда на станции Кинель (после г.Куйбышева), где размещался ближайший эвако-пункт. Там мы получили направление в Илекский район Чкаловс-кой области, село Яман. Моя мать, учительница младших классов, обратилась в районо с просьбой трудоустроиться и получила направление на работу в качестве учительницы и заведующей начальной школы соседнего села Чапаев. Моё заболевание продолжало прогрессиро-вать. Я так ослабла, что перестала ходить, говорить и кушать. Страдала кровавым поносом. Спас меня случай. В школе, где работала мама, решили к Новому Году сделать для учеников праздничный обед. Родители варили компот из сушёных яблок и решили дать его мне. Мама думала, что я его тоже не буду есть, но к её удивлению, я его съела. Тогда она выписала килограмм этих яблок, и от них я начала поправляться.

Там, на Урале мы прожили год. А потом мама, бабушка и брат заболели малярией, а я и сестра начали терять зрение. Из медицинского персонала в селе была только медсестра, эвакуиро-ванная из г.Могилёва. Она порекомендовала изменить климат, чтобы спасти зрение детям и избавиться от малярии. Поэтому, в октябре 1942г. семья переехала в Северный Казахстан. Мы попали в райцентр Кугалы Талды-Курганской области. Сюда же были эвакуированы обе мамины тёти с семьями, а также две двоюрод-ные сестры, которым удалось по «дороге жизни» по Ладоге чудом вырваться из блокадного Ленинграда. Здесь мама работала началь-ником вязального цеха, где вязали носки и варежки для фронта. Чтобы получать продуктовые карточки в цех оформилась и бабушка, но мама вязала и за неё, а бабушка вела домашнее хозяйство. Чтобы выполнить две нормы, мама до глубокой ночи вязала при свете керосиновой лампы. Однажды от лампы загоре-лась мамина коса. Пришлось отрезать замечательные косы. Из этого периода я помню немного. Запомнилось землетрясение, когда на глиняном полу подпрыгивали железные кровати. И ещё помню, как дедушка на «погошках» нёс меня в детский сад зимой по горной снежной тропе. Мы жили в 40-ка километрах от китайской границы у подножия Тянь-Шаньских гор. В Казахстане мы прожили до момента освобождения г.Клинцы и 9 февраля 1944г. выехали на родину. Мы первые из родственников, находившихся в Кугалах, выехали оттуда.

По возвращению в г.Клинцы мы обнаружили свой дом сильно разрушенным и заселённым посторонними людьми. Имущество было полностью разграблено. Ещё шла война, фронт недалеко ушёл, иногда город подвергался налётам. Наше окружение было недоброжелательным. Мама подозревала, что некоторые из соседей при немцах были полицаями. А люди, поселившиеся в нашем доме, так прямо заявляли:»Вы жиды удрали, вот и нечего вам здесь делать.» Пришлось судиться, по решению суда посторонние люди были выдворены из дома. Но жить здесь было опасно. Дом продали и купили маленький ветхий домик , как мы его называли «халупу», зато в центре города. Там мы встретили День Победы. Я хорошо помню этот день. Рано утром прибежала мамина тётя, с которой мы вместе были в эвакуации, забарабанила в ставни с криком: «Соня! Вставай!!! Победа!!!» В городе царило радостное возбуждение, а бабушка стояла в раскрытой калитке и плакала. Ведь наш папа, её единственный сын, не вернулся с войны, пропал без вести. Мы сделали его большой портрет и повесили на стенку, но бабушка постоянно плакала, глядя на него. Пришлось портрет спрятать.

Мама снова начала работать учительницей, имея на иждивении трёх детей и двух стариков, на которых она получала минимальное пособие, как семья погибшего рядового.

Малка Шекин