Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Вайнер Циля

Vainer1

Циля Иосифовна Вайнер.
Татарская АССР, гор. Чистополь, 1946 год

ВСПОМИНАТЬ НЕ ХОЧЕТСЯ

…К нам во двор вбежала Клара, моя двоюродная сестра. Волосы растрёпаны, лицо заплакано… Прямо с порога закричала: «Циля, ты разве не слышала, что немцы уже на подходе к Слуцку? Многие жители уже уехали из города. Объявили, что проводится эвакуация граждан… Тебе что, нужно отдельное приглашение? Ты слышала, какие зверства творят фашисты? Они на месте расстреливают советских служащих и всех евреев…».

Я как раз сидела за столом и перебирала гречневую крупу – скоро обед. Надо кормить семью из шести человек: четверо детей и мы с мужем. А тут Клара с какими-то проблемами… И я сказала: «Успокойся! Не кричи! Я никуда не поеду! Ты только представь себе, на кого я брошу свой дом и всё, что мы с таким трудом наживали не один десяток лет?! А что будет со скотиной? Она же погибнет… Я уже договорилась с мужиком на тридцатое июня забить борова. Сама знаешь, целый год выкармливали его… Только благодаря тем деньгам, которые я выручу от продажи мяса, я смогу купить кое-что в дом, зимнюю одежду для детей и запасусь кормом для кур и уток. Как ты думаешь, куда мне их девать? Бросить всё на произвол судьбы? Нет, это бегство не для меня».

И она ответила мне: «Циля, ты беспокоишься о скотине, а жизнь твоих детей, выходит, тебе безразлична?». И эти слова вдруг испугали меня. Я посмотрела на Софочку, которой недавно исполнилось двенадцать, она как раз играла со своим любимым Мишуткой – он для братьев и сестры был живой «игрушкой», они намного старше его. Софа – на десять лет, Лёва – на двенадцать, а Иосиф – на четырнадцать лет. И тогда я ответила ей: «Скажи, а что за спешка такая? Мы только вчера с тобой были у Ревеки (это моя родная сестра), и ты так убедительно уговаривала её уехать… И что они с Яшей тебе ответили? Категорическое – НЕТ! А ведь у них одиннадцать детей!».

А та – свое: «Циля, родная моя, я опять тебе повторяю, немцы на подходе к городу! До тебя дойдёт это или нет? Слышишь, я без тебя не уйду! Дети мои, Хана и Боря, ждут нас на станции, а Аркадия уже забрали в военкомат. Собирайся, собирайся, сестра, поскорее… Сосед обещал подбросить нас на подводе до станции». Не успела она докончить фразу, как в дом влетели старшие сыновья, а следом за ними и мой муж. Он работал на станции грузчиком и всегда был в курсе всех городских новостей. Он крикнул: «Циля, быстро бери Мишутку, Софочку – и бегом на станцию! Мне сказали, что скоро отойдёт последний поезд – товарняк. Больше никаких поездов не будет. Большое спасибо тебе, Клара, за помощь!».

Я не знала, за что хвататься прежде. Дети помогали, муж, не переставая, торопил. И я спросила его: «Гавриил, а на сколько дней мы уезжаем?» – «Думаю, дня на три, или четыре, не больше…» – «Ну, тогда я ничего лишнего не возьму с собой». Накинула я на себя жакет. Одела младших детей. Завязала в платок смену летней одежды, немного еды, которая лежала на столе, и вышла из хаты. В это время подъехала подвода. Клара помогла сесть мне и Софочке, и сама с нами села. Гавриил так прижимал Мишутку к груди, так целовал его, как будто знал, что больше никогда не увидит его… Ни его, ни нас всех – эта война лишит его зрения!

Старшие, Лева и Иосиф, остались с папой покормить скотину, закрыть ставни. Мы договорились, что будем ждать их на станции, чтобы они поторопились. На станции кишела масса народа. Все куда-то бежали, кричали, искали друг друга. Многие тащили в руках огромные узлы с вещами. Клара еле отыскала своих детей на открытой платформе последнего вагона.

Я все искала в толпе мужа и сыновей, а Клара торопила садиться рядом, потому что пока еще было место. Комендант поезда и солдаты торопили людей с посадкой. Говорили, что поезд вот-вот отойдёт. Со стороны города уже слышались разрывы снарядов, пулемётные и автоматные очереди. И вот – гудок  паровоза, один, второй, третий… Состав дрогнул. И вдруг Клара, видя, что я медлю, выхватывает из моих рук малыша и передает его дочери Хане. А потом хватает за руку Софочку и сажает на ходу в поезд, и мне кричит: «Циля!!! Скорей, садись! Давай, давай руку!».

Не оставалось выбора – поезд набирал скорость. Я залезла на платформу. И тут у меня началась истерика. Перепуганные насмерть Мишутка и Софочка кричали в голос вместе со мной. Малыш не понимал, что происходит, и ревел все сильнее. Клара тоже рыдала, хотя старалась изо всех сил успокоить Мишутку. Прижимала его к себе, гладила по головке, целовала… Отыскала в кармане леденец и положила ему в ротик. И он как-то сразу успокоился. Стал сосать сладкий леденец.

Уже потом, после войны, я узнала, что Гавриил и мальчики опоздали, попытались бежать за поездом, но разве догонишь? И всю войну мы ничего не знали друг о друге.

Помню, была остановка в Минске. Беженцы помчались на вокзал за водой, но мы не захватили с собой никакой посуды, а дети просили пить. Слава Б-гу, что я хоть захватила с собой немного еды, которой хватило всего на два дня. И тут я увидела у одной женщины солдатский котелок, подбежала к ней, попросила продать мне его, говорила, что дети погибают без воды. Та согласилась обменять его на мой жакет. Я отдала ей его, схватила котелок, побежала за водой и еле успела на поезд…

Мы уже приближались к Витебску, когда услышали рев самолетов. Их было четыре. Они летели низко, прямо над нами, и на их крыльях ясно выделялась свастика. Поезд резко затормозил… Из брюха самолётов стали сыпаться бомбы. Вокруг всё ревело, дрожало. Земля взлетала к небу. Ужас и паника. Люди кричали, бежали, падали под взрывами. И тут взрывная волна смыла Мишутку с платформы, он ударился головой о колесо вагона, упал на землю и потерял сознание. Я рухнула на колени рядом. Софа, в страхе и ужасе, сжалась в комочек под вагоном. Я вспоминала потом, что махала кулаками и кричала в небо Б-гу: «Я больше тебе не верю!!! Тебя нет! Ты слышишь! Ты умер для меня!!!».Потом все неожиданно стихло. Ко мне подбежал военный врач. Я сначала ничего не понимала и не отдавала Мишеньку ему. Наконец, дошло: «Женщина, успокойтесь! Ваш мальчик жив! Он потерял сознание от сильного удара, возможно, это сотрясение мозга. Но главное, он жив!». Так кричал врач. Он наклонился к Мишутке и стал делать ему что-то. Мальчик пришел в себя и заплакал. Он хватался ручонками за голову и повторял: «Мамочка, болит головка, головка болит!». У него началась сильная рвота – действительно было сотрясение мозга. Потом всю жизнь Мишу мучили сильные головные боли – хоть лезь на стенку.

Врач оставил обезболивающие таблетки и объяснил, как их принимать и как вести себя с ребёнком. И тут мы услышали голос коменданта поезда, который просил всех, кто уцелел, занять места в вагонах. И наш поезд продолжил путь к границе России. Я как-то не сразу вспомнила о Кларе и её детях, восьмилетнем Бореньке и тринадцатилетней Хане. И уже когда поезд набрал скорость, я поняла, что не вижу их… Только потом я узнала: когда собирали тела погибших при бомбёжке, среди них оказались Клара и её дочь Хана, а сын Борис потерялся. Всех детей, потерявших родителей, собрали вместе и определили в детские дома.

В поезде, который шел долгие недели, люди превращались в живые скелеты. Есть было нечего. Но самое страшное – мысли о Гаврииле, о мальчиках, о Кларе и Бореньке, они преследовали меня.

Наконец мы приехали в Казань. Всех временно поселили в здании школы. Потом нас направили в небольшой районный город – Чистополь. Там я пошла работать на фабрику «Швейник», где шили обмундирование для армии. Мишу приняли в детский сад, а Софа пошла в школу. На почве голода у неё развился туберкулёз лёгких. Ей выделили дополнительный паёк – стакан молока и 150 грамм хлеба. Но она всеми правдами и неправдами сохраняла это богатство для своего братика. Между прочим, Мишутку многие любили и баловали. Можно сказать, что он не знал голода. Когда я случайно узнала, что Софа отдаёт свой паёк брату, я была вне себя от ярости. Ее состояние становилось критическим, пришлось отправить ее в специальный санаторий. Там спасли ей жизнь.

Ой, об этих годах, о тяготах эвакуации вспоминать не хочется… Но самое страшное случилось с нашими родными, которые не эвакуировались. Сестру мою Ревеку, её одиннадцать детей и мужа сожгли живьём вместе с оставшимися евреями…

А с нашей семьей сложилось так.
Гавриила забрали на фронт, он был ранен и потерял оба глаза. Стал инвалидом войны первой группы. Иосиф с шестнадцати лет воевал и был ранен. После войны он вернулся в Слуцк, надеялся отыскать нас. Когда он стоял у развалин нашего дома, случайно мимо проходила его тётя Соня. Она и рассказала ему, что мы – в Баку. Лёва сначала находился в детском приёмнике. Учился в ремесленном училище и работал, как и все дети войны, на заводе. Потом его призвали служить в армию… В 1947 году вся наша чудом уцелевшая семья собралась в Баку, где проживал старший брат Гавриил.Vainer2

Воспоминания свекрови записала Ирина Вайнер.