Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Кушнер (Днепрова) Нина

ВОЙНА — ЭТО ПРОКЛЯТЬЕ

Всему, что есть у меня, я обязана своим родителям.

И все, кого сердце мое не забудет,
Но кого нигде почему-то нет…
И страшные дети, которых не будет,
Которым не будет двадцать лет,
А было восемь, а девять было,
А было… — Довольно, не мучь себя,
И все, кого ты вправду любила,
Живыми останутся для тебя
                                    Анна Ахматова

Родилась я в Москве — городе, в котором судьба свела моих родителей, прибывших в двадцатые годы из Украины. Мама, Лариса (Хайя) Марковна Днепрова, с бабушкой перебрались в Москву из маленького украин-ского городка Золотоноши Полтавской губернии, а папа, Фильцер Моисей (Михаил), родившись в г. Александров (ныне Запорожье), в четырнадцать лет, чтобы не быть обузой, покинул многодетную семью и через ФЗУ устро-ился в Москве на завод.

Впоследствии он участвовал в создании первого советского автомобиля ЗИЛ (ЗИС), пройдя перед этим стажировку в г. Детройт на заводах Форда. На этом заводе папа проработал сорок три года до самой пенсии. Мама, закончив МГУ, сначала работала следователем, а затем двадцать пять лет на нашем род-ном заводе экономистом.

В июне 1941 года началась война. Война – это страшное проклятье. Мне было пять лет, моему брату – десять. Хорошо помню первые бомбежки. Каждую ночь мы спускались в бомбоубежище (подвал нашего дома). Над головой в небе гремели, гудели, грохотали самоле-ты, сверкали молнии от падающих бомб. А утром мы с мамой шили мешочки (на 1 кг), наполняли их песком и относили на чердак. Команды противовоздушной обо-роны гасили этими мешочками фугаски во время ночных бомбежек.

Потом мы с мамой и братом эвакуировались на па-роходе по Волге до Саратова. Помню, как, стоя у окна на пароходе, мы видели пикирующие бомбардировщики и бесконечно падающие в Волгу бомбы. Бомбы падали на лодки и пароходы. Но нас чудом миновала эта напасть. Папа остался на заводе в Москве, но в первые же дни войны пошел в военкомат – хотел уйти добровольцем на фронт (как и его два брата), но ему отказали. Завод прислал бронь на специалистов, которые нужны были на заводе, чтобы создавать технику для фронта.

В детстве я мало ела и была очень маленькая и ху-денькая. А в новой обстановке – тем более. По приезде в Саратов маму мобилизовали на трудовой фронт — рыть окопы, а нас определили в пионерский лагерь. Стояла лютая зима. Мама в окопах обморозила и лицо, и руки, и ноги, и ее освободили от этой обязанности. Я тяжело за-болела – коклюш и двустороннее воспаление легких од-новременно. До сих пор помню, как я заходилась кашлем – до рвоты. А потом от голода и ослабления развилась тяжелая болезнь, что–то вроде воспаления брюшины, и меня забрали в больницу. Помню, лежу все время на спине, а живот опухший, вздутый, как гора, за ним ничего не видно, повернуться невозможно. В то время мама еще была на окопах, и я была там совсем одна.

А в это время в Москве решили эвакуировать наш автозавод на Урал, и папе по дороге с большим трудом удалось забрать нас, заехав в Саратов. Но меня не отда-вали из больницы, говорили, что я не доеду и умру по дороге. Папа с большим трудом «под расписку» вырвал меня из этой больницы. Помню, когда я болела, в первые дни в Саратове мы с мамой выходили на улицу, а там люди стояли и продавали все, что могли, из вещей. Это были немцы Поволжья, которых выселяли в Сибирь и в Казахстан. Зрелище, надо сказать, тяжкое. Слава Б-гу, спустя 40 лет после войны многие из них смогли вернуться на родину в Германию.

Из Саратова с папой мы ехали в теплушке (товарный вагон), долго добирались до Урала, стояли на запасных путях по несколько дней, пропуская железнодорожные составы на Запад (на фронт). Есть было нечего.

Добрались мы до места в районе станции Миасс Челябинской области поздней осенью, тогда уже выпал снег.

Первое время жили мы в бараке. Маленький поселок стоял в тайге. Завозили заводское оборудование, от-крывали ящики, из этих досок строили навесы, а под ними монтировали станки и налаживали производство. Вначале это были запчасти для Челябинского тракторного завода, который перестроился на выпуск танков Т-34, а уже через какое-то время навесы из досок «обшивали» досками из деревьев, которые тут же рубили, освобождая площадку. И все это в лютые морозы и ветры.

И вот уже наконец наладили производство, стали от-правлять на фронт первые грузовики. А мы, дети, ходили смотреть на все это, как строили завод, как работала ле-сопилка. Летом там же мы собирали траву, щавель… Мама была на рядовой работе, она возвращалась домой каждый день, а папа был в руководстве производства, мы не видели его неделями. Он не уходил с завода, ра-бота была круглосуточная, немного удавалось подремать и снова «в бой» на конвейер. Я практически папу во время войны и не видела, и не помню.

Помню сводки по радио: как на фронтах, тревожный голос Левитана, страстные очерки в газетах Ильи Эренбурга, Давида Заславского. Я тогда еще не умела читать их, но наша бабушка пе-ресказывала нам содержание и объясняла, что было не понятным.

Пришло время, и я пошла в школу. Учились мы в тре-тью смену – от раннего вечера до позднего. Зимой в ме-тель, пургу, ходили далеко, в темноте возвращались до-мой. Встречать было некому.

Ясно помню очереди, когда на руках писали номера. Стояли сутками, чтобы получить по карточкам хлеб, мыло, спички…

Спустя какое-то время на улице появились колонны военнопленных немцев.

Плохо одетые (а морозы стояли лютые — до 45 граду-сов), они выглядели замерзшими и несчастными.

Но вот наконец наступил долгожданный день Побе-ды! Война окончена!!!

Мы прожили там до весны 1947 года. Мама и папа работали все время на заводе, но папу не отпускали. Это уже был завод – УралЗИС – Уральский автомобильный завод им. Сталина.

И только в апреле 1947 года мы вернулись в Москву. Но квартира наша была занята чужими людьми, и мы скитались по родственникам. Тогда москвичи жили очень тесно, семья 5-6 человек в одной комнате, в ком-мунальной квартире. А тут еще наша семья из 6 человек (на Урале у нас родился братик)!

Но потом папа получил на заводе квартиру, и мы перебрались туда. И тогда началась новая мирная жизнь с трудностями того времени!

Из книги Григория Нисенбойма «С войной покончили мы счеты…»