Гришина (Шуцкевер) Елена
Победа не продается!
До войны мы с мамой и папой жили в большом промышленном и культурном городе Харьков. На лето меня обычно отвозили к бабушке и дедушке в маленький зе-леный городок Ромны Сумской области.
В начале июня 1941года папа отвез меня в Ромны и по секрету от меня оставил подарок – большую и краси-вую куклу, т.к. в начале июля у меня день рождения.
Через три недели началась война. Несмотря на бронь, папа в первый же день ушел на фронт.
К моему дню рождения война гремела уже по всей Украине. Как назвать подаренную папой куклу? «Назовем Победа! – сказала бабушка – Мы победим, и папа вернется домой!»
Немцы были уже совсем близко от нашего полуев-рейского городка, но власти не разрешили никому эва-куироваться – «чтобы не создавать панику». По вызову, который прислала мама из Харькова, нам чудом удалось сесть в кузов грузовой машины, которая ехала в Харьков. С собой у нас был маленький чемоданчик со сменой белья и сумка от противогаза, в которой стояла кукла Победа.
Эвакуация
На следующий день после нашего отъезда городок был захвачен немецким десантом. Погибли все наши родственники, друзья, соседи. Лишь одна семья сумела уйти пешком.
В Харькове под бомбежками мы прожили еще около месяца, и маме удалось получить разрешение на эваку-ацию. Ехали в битком набитом плацкартном вагоне, люди стояли во всех проходах и падали от изнеможения. Когда в центре вагона умер старик, его тело передавали над головами – пронести было невозможно. Чемоданы и узлы, которые мы взяли с собой, забросили в вагон, и мы нашли их на конечной станции. Но сумка с куклой Побе-дой все время была на мне, я судорожно вцепилась в нее и не разжимала ручки.
Привезли нас на маленькую железнодорожную станцию на Южном Урале. Там не было ни жилья, ни работы, ни еды. Нас, эвакуированных, расселяли методом уплотнения в дома местных жителей. Мы – мама, тетя, бабушка, дедушка и я – жили в проходной кухне и с завистью смотрели, как хозяева готовят себе еду в большой русской печке. А у нас была только та скудная еда, которую удавалось выменять на наши вещи. Мне было всего 6 лет, но я хорошо помню, как мама отдала свое лучшее платье за одну кружку ржаной муки, из которой бабушка потом целую неделю варила нам «затируху» (мука, растертая с водой — наша единственная еда). Я так любила это мамино нарядное платье и очень плакала, когда увидела, как соседка в этом платье доила корову.
Но у местных жителей тоже было не очень много съестных припасов. Основными поставщиками муки, пшена, картошки были киргизы из окружающих аулов.
Кукла Победа
Вещей у нас оставалось совсем мало, только то, что было необходимо, чтобы не замерзнуть в лютую, до 40 градусов, стужу при страшных степных ветрах. Как-то приехал очередной торговец, зашел в дом как хозяин и потребовал: «Давай вещи, хорошие давай!» И вдруг он увидел куклу в сумке, висящей на стене.
Светлая головка с косой, выразительное личико куклы, яркий украинский костюм на ней потрясли его. — Куклу, давай куклу! – закричал он.
— Кукла не продается, — сказала мама, – это подарок дочке. Но киргиз ничего не хотел слушать.
— Давай куклу! Проси, что хочешь. Мешок муки дам, пшено дам, масло дам! До весны вам еды хватит!
Мама заколебалась, обратилась ко мне: — Лялечка, может, отдадим куклу? Ведь столько еды будет!
У меня глаза наполнились слезами, но дети тогда взрослели рано, и, главное, я уже хорошо знала, что такое голод. — Ну что ж, — сказала я, — как знаешь…
И тут вышла бабушка. Маленького роста, худенькая, все-гда такая тихая и немногословная. Вышла и сказала твердо, как отрезала: — Куклу зовут Победа. Победа не продается!
Забрала куклу и спрятала ее подальше.
Всю зиму мы страшно голодали, но все-таки выжили. Мама ходила в колхоз за 5 км, привела там в порядок всю колхозную документацию, а затем помогала в ко-ровнике – кормила скот, убирала навоз. За это получала пару кружек зерна или крупы в неделю.
Бабушка прославилась в поселке как «доктор» – она вылечила и спасла несколько младенцев, которые умирали от кровавого поноса. Спасла без лекарств, которых не было, спасла с помощью элементарной гигиены и упорядоченного питания.
В поселке никогда не было врача, люди не знали, что такое чистые руки. Прямо из хлева – за стол или к мла-денцу. Смерть младенца считалось естественным явле-нием – заболел, значит, умрет, никто их не лечил. Наша хозяйка родила 12 детей – из них выжило трое. Послед-него, младшего, спасла моя бабушка. Она не была вра-чом, не имела образования, была обычной и любящей еврейской мамой. Местные жители ее полюбили, и стали нас подкармливать, делились тем, что у них было.
К лету жить стало легче. В поселке заработал не-большой завод, эвакуированный из Гомеля (пули, сна-ряды, котелки и кружки для солдат). Все пошли туда ра-ботать, получили рабочие продуктовые карточки. Нам дали землю под огород, мы вырастили на зиму картошку, лук, фасоль, огромные тыквы. До конца эвакуации мы больше не голодали, жили как все в те страшные годы.
Возвращение
В 1945 году мы вернулись в Харьков. Папу демоби-лизовали из армии только в 1946 году. Он до войны был одним из лучших в Украине специалистов по радиосвязи, и его оставили в Калининграде налаживать радио-трансляционную сеть.
Папа был несколько раз ранен, но из госпиталей воз-вращался на фронт. Много раз его представляли к наградам, а за форсирование Днепра, налаживание связи и удержание плацдарма при освобождении Киева он был представлен к званию Героя Советского Союза. Но из-за очередного ранения (а может, и из-за пресловутой 5-ой графы) он получил только 2 ордена и несколько медалей, в том числе за Сталинград и за Берлин. Но здоровье его было подорвано, и он скончался, не дожив до 50 лет.
Мой отец провоевал финскую войну, а затем Отече-ственную от первого до последнего дня, но он не увидел, как в стране начали праздновать День Победы, не получил ни одного послевоенного памятного ордена или медали, которыми страна награждала в большом коли-честве ветеранов, прошедших хотя бы кусочек войны.
Выжили и состоялись
Мы не только выжили, но и состоялись на зло фаши-стам. Папа после войны был одним из ведущих инжене-ров при создании первой атомной электростанции и при наладке синхрофазотрона в Дубне, главным инженером большого линейного ускорителя в Харькове.
Несмотря на полную «инвалидность по пятой графе» (мама Плоткина Циля Ехилелевна, папа Шуцкевер Янкель Шмуелевич), я в 1953 году окончила школу с золотой медалью и, благодаря этому, поступила без экзаменов на физический факультет университета. Окончив университет с красным дипломом, я, единственная из всех евреев курса, была принята на работу в Харьковский физико-технический институт (знаменитая лаборатория №1, где впервые в Советском Союзе проводились работы по расщеплению атомного ядра), где прошла вся моя научно-трудовая жизнь.
Защитив диссертацию, опубликовала в научных жур-налах 78 статей по тематике физика и техника низких и сверхнизких температур, физика металлов, сверхпрово-димость металлов и сплавов и др. Оформила 10 изобре-тений, получила звание «Заслуженный изобретатель СССР» за внедрение изобретения с высоким экономиче-ским эффектом в Космической технике (правда, как это бывало в СССР, гонорар исчез где-то в высоких сферах).
В партии не состояла никогда, а вот в ранней моло-дости была активной комсомолкой, честно верила в со-циализм, коммунизм, мечтала и старалась приносить пользу стране и людям, работала в колхозе, ездила на целину. С годами поумнела.
Вышла замуж за прекрасного человека: честного, умного, талантливого и, главное, высоко порядочного. Мы прожили вместе почти 40 лет и, к большому горю, он умер очень рано — в 63 года.
Израиль — конечная остановка
После кончины мужа мы с дочерью и внучкой репа-триировались в Израиль. Приехали мы в декабре 1996 года в прекрасную теплую и солнечную погоду. Когда я увидела зелень, цветы, синее небо после холодной и мрачной погоды, которую мы оставили, я сразу почув-ствовала, что именно о таком месте я мечтала всю жизнь, потому что всегда ненавидела холод, снег, осень и зиму. Ни у меня, ни у дочери никогда не было ностальгии, мы сразу почувствовали себя дома. Дочь по специальности преподаватель английского языка, она быстро освоила иврит (мы начали учить его ещё в Харькове) и стала преподавать английский.
Я была уже пенсионного возраста, иврит усвоила плохо, поэтому не пыталась работать по специальности, подрабатывала уходом за детьми. Меня нисколько не унижала эта работа, дети очаровательные, их родители приятные люди, я была всем довольна. Сейчас у меня тоже всё в порядке и всего хватает. Но вернемся к кукле Победа, которая жива до сих пор. Она вернулась из эвакуации целая и невредимая. Правда, ее наряд не уцелел, сейчас она одета в другое платье.
В праздник 30-летия великой Победы моя пятилетняя дочка гордо шагала на демонстрации с куклой Победой и очень охотно рассказывала всем ее историю. В праздник 50-летия Победы на демонстрацию с куклой Победа выходила моя пятилетняя внучка.
Кукла Победа совершила еще одно путешествие – она приехала с нами в Израиль. Ни мои родители, ни, разумеется, бабушка с дедушкой не дожили до этого ра-достного дня.
А кукла Победа, 74-х лет от роду, и сейчас живет и радостно встречает вместе со мной ежегодный праздник Великой Победы.
Из книги Григория Нисенбойма «С войной покончили мы счеты…»