Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Орловская София (Суры)

Орловская София (Суры)

Орловская София родилась 2 марта 1938 года в городе Одесса. Мать Злата, отец Шмуэль расстрелен. Закончила мукомольно-элеваторный техникум, работала в Пароходстве инженером. Муж Житомирский Борис живет в России, дочери Анна живет в Одессе и Света живет в Израиле, 5 внуков. Репатриировалась в 1996 году.

Я, Орловская София на идыш Суры, родилась 2 марта 1938 года в хорошей еврейской семье в городе Одесса, но бабушка и дедушка родились в местечке (штейтел), которое называлось Китайгород и поселились тогда, когда евреям разрешили жить в больших городах. Умерли они в Одессе. Могил их нет, их снесли, и на том месте сделали садик.

Вскоре грянула война, она положила конец всем мечтам. Мне было два с половиной года. Немцы очень быстро захватывали территории, бомбили — это был настоящий ад. Вырваться из города было невозможно, город был окружен немецкими войсками. Оставалась одна надежда на пароход, на котором мы успели уехать. Папу вызвали в военкомат, и больше мы его не видели. Был и другой пароход, на котором ехала жена капитана, но случилось несчастье, тот пароход напоролся на мину. Много людей утонуло, в том числе и жена капитана судна, спаслись те, кто умел плавать. Нам удалось спастись, и мы доплыли до Новоросийска. Оттуда мы уехали в Оренбург, постепенно начинались холода. Одеть было нечего и кушать тоже. Маме предложили работу — лопатить пшеницу, это было невыносимо. Стало так холодно, что мать на улицу уходила и одевала моё одеяло. По дороге моя мама познакомилась с одной супружеской парой и они рассказали нам, что близко Средняя Азия, там теплее, есть фрукты и мы решили уехать туда.

Действительно, там оказалось намного лучше. Нашли угол в однокомнатной квартире, где жили в одной комнате четыре семьи. Каждая семья имела свой угол. На улице сделали, как бы, печку. Керосин был очень дорог, собирали дубовые засохшие веточки и так варили.

Тут великая радость — мама встретила одного дальнего родственника, и он помог маме устроиться в театр. Она работала в гардеробе и помогала устанавливать декорации. Днем брала меня с собой.

Это было днем, а ночью она и моя любимая тетя Лиза устроились на швейную фабрику и шили гимнастерки для фронта. Тетя Лиза самостоятельно научилась шить и с 12-ти лет обшивала нас. Тогда на фабрике на её машине стоял красный флажок. Это означало — передовик. Мне моя любимая тетечка шила платья до 16-ти лет.

Так прошло почти четыре года: скитания, голод. Но только было счастье не слышать выстрелов. И вот, о, радость, вдруг объявляют, что Одесса освобождена.

Мы приехали в Одессу. Много домов было разрушены, многие окна без стекол. Ходили по улицам бездомные, голодные. Опять мама встречает одного родственника, который дал нам ключи от своей квартиры, где мы могли пожить.

Нам рассказали, что было в Одессе во время оккупации. Немцы входили во дворы и сразу спрашивали, где евреи. Если находили, расстреливали сразу (это старых), а молодых угоняли в гетто. На дверях квартир рисовали свастику. Это означало, что квартал осмотрен, евреев нет.

Когда приехал родственник с семьей, к маме подошла соседка по лестничной площадке и сказала, что тут, в доме, живет женщина, которая боится, что её посадят за связь с немцами. Можно дать ей денег за комнату. Так мама сделала, и комната стала нашей. Там мы прожили 27 лет. В этом доме жила коммунистка, которая нас, детей войны, пропускала в театр без билетов.

То, что я написала — эта маленькая капля пережитого. Разве можно описать весь тот ужас. Прошло много лет, но по сей день я не могу простить Германии, которая забрала у меня отца.

Источник: «Книга памяти. Воспоминания жителей Цфата, переживших ту войну». Израиль, Цфат, 2015.