Ботвинник (Канторович) Алла
Война застала нас под Минском, в Уручье, куда на лето выехал детский сад, которым заведовала моя мама
Моя мама
Война застала нас под Минском, в Уручье, куда на лето выехал детский сад, которым заведовала моя мама, Михелес Гита Лазаревна. Мой младший дошкольный возраст позволял находиться среди детсадовцев, и мама взяла меня с собой. А вот старшую сестру, одинна-дцатилетнюю Июлю, впервые отправили в пионерский лагерь, который находился по другую сторону Минска.
В Уручье располагался большой военный городок. Поскольку немецкие войска стремительно наступали, военные экстренно начали эвакуацию своего оборудо-вания и обслуживающего персонала. Возникла реальная опасность, что детский сад окажется на захваченной территории, а забрать вовремя своих детей удалось лишь нескольким родителям.
Оценив безнадежность ситуации после отступления военных, моя мама, сильный и энергичный человек, буквально прорвалась к начальнику гарнизона и реши-тельно заявила:
— Мы здесь не останемся. Сядем с детьми на рельсы — и будь что будет! — Поднимайтесь в вагон! — последовало тут же.
Так мы оказались практически в последнем уходя-щем в тыл составе.
Нашим конечным пунктом стала Татарская АССР, по-селок Займище, возле Казани. Там расположились сразу три детских сада: из Москвы, Ленинграда и Минска. Случилось так, что по приезде я очень тяжело заболела. В больнице меня положили в изолятор безо всякой надежды на выздоровление. Можно понять состояние мамы: отца уже не было (он погиб еще во время финской кампании); устрашающая неизвестность о судьбе старшей дочери (все попытки найти ее в начале войны ни к чему не привели); и реальная угроза потерять младшую.
Выходила меня врач из Ленинграда, и я вернулась к жизни. После выписки принять меня вновь в детский коллектив не могли из-за карантина в двадцать один день.
Хозяйка квартиры, готовая взять меня к себе, потре-бовала… дров. Чтобы выполнить ее условие, все сотруд-ники трех детсадов собрали деньги на их покупку.
В дальнейшем наш детсад перевели в Казань, где он находился до конца войны.
После освобождения Минска мама получила страш-ную весть: наша Июля погибла в гетто. Мама закрылась в комнате, рыдала в голос и кричала, как раненый зверь. Эту боль она держала при себе до конца жизни, никогда не говоря о ней вслух.
Хорошо помню День Победы. Стук в дверь и крик сторожа: «Флаг, дайте флаг!» Смех и слезы радости, объятия и поцелуи. Дети кричали и прыгали на кроватях. В этот день им разрешалось все.
Мама спешила вернуться в Минск, а вдруг… дочь жива?! Ведь надежда умирает последней… Город, как оказалось, лежал в руинах. От нашего дома не осталось и следа.
Начались тяжелые послевоенные годы.
P.S. У моей мамы душа болела не только за своих дочерей, но и за тех воспитанников детского сада, кото-рых она вывезла из района оккупации. Поэтому она сразу по возвращении начала разыскивать родителей или родственников этих детей. Успокоилась она только после того, как выяснила, что все дети благополучно вос-соединились со своими семьями. Мы до сих пор храним письма с благодарностями от спасенных детсадовцев.
Из книги Григория Нисенбойма «С войной покончили мы счеты…»