Александр и Любовь Каминские муж и жена. В юности оба, каждый со своими близкими, пережили эвакуацию из Киева и возвращение в этот город. Поженились в 1954 году.
Вырастили двух дочерей.
Отказники.
Репатриировались в Израиль после десятилетней борьбы в 1986 году.
Живут в Иерусалиме.
Девять внуков и семнадцать правнуков.

На фото: Любовь и Александр, Иерусалим, 2002 год

ПРОШЛИ ГОДЫ, НО ОТГОЛОСКИ ЭТОЙ ТРАГЕДИИ ЗВУЧАТ И ПОНЫНЕ

Я, Любовь Каминская, в девичестве Горбачинская, родилась в 1929 Киеве и жила с папой Моисеем Горбачинским, мамой Хасей и сестренкой Ларой, на Пушкинской улице 43. Недалеко от нас, на той же улице в доме 31 жил наш дедушка Беньямин Горбачинский. Он был известным в городе краснодеревщиком, хорошо обеспечивал свою семью. У него было девять детей — четыре сына и пять дочерей. Мой папа был старшим из братьев. Жена Беньямина, к сожалению, рано ушла из жизни. Дедушка был религиозным человеком, в этом духе воспитывал своих детей. Перед войной Беньямин жил в квартире со своим сыном Мотей, который в самом начале войны был призван на фронт и вскоре погиб. К моменту оккупации Киева Бениамин оставался один в квартире, так как не верил слухам о том, что немцы убивают евреев. Остался один, несмотря на уговоры всей большой родни, проживавшей в Киеве.

Наша семья, папа, мама сестричка и я, из Киева эвакуировалась. Это было настоящее бегство, к которому никто не мог бы заранее подготовиться. Люди в панике брали с собой только самое необходимое. Так и мы, взяли только то, что можно было унести в руках, а все наше имущество осталось дома. Мы не знали, что ждет нас впереди. Ехали мы в товарном поезде, не зная, куда. В тесноте, давке, с долгими остановками.

Добрались до Кубани. Прибыли на станцию Албаши, станица Копанская. Остановились, но ненадолго. Начались бомбежки. Были на волосок от гибели. На наших глазах погибали люди. И мы могли оказаться на их месте. Когда бомбили Кубань, нам удалось бежать на подводе. Мы мчались в неизвестность от одной бомбежки — к следующей, казалось, они преследовали нас. Просто чудо, что мы остались живы.

Добрались до Дагестана. В Махачкале нам пришлось остановить свой бег, потому что и я, и мама сильно заболели. Врач твердо сказал: «Если поедете дальше, девочка в дороге умрет» Делать было нечего, и мы остались… Папа устроился работать в госпитале. Я еще долго болела. К сожалению, папа зарабатывал гроши. Этим нельзя было прокормить семью. Раненые, видя нашу нужду, часто делились с папой едой из своих пайков, а он все относил нам. Все знали, что завхоз госпиталя был не чист на руку. Рассчитываясь со своими подчиненными, он присваивал большую часть денег из их зарплаты. Когда это выяснилось, завхоза уволили. Но и после этого денег нам не хватало для нормального существования. И пропитания.

Есть хотелось постоянно, голод был мучительный. Хлеб начинали продавать в семь часов утра, чтобы занять очередь за ним, нам приходилось вставать на рассвете, и нередко мы возвращались домой с пустыми руками. Но когда все-таки нам удавалось его купить, казалось, что едим мы пирожное. Хлеб там пекли кукурузный, и я на всю жизнь запомнила его вкус.

Мама устроилась на работу на консервный завод. В заводском клубе было пианино, и маму часто просили поиграть на нем. За свои концерты мама получала немного еды для нас. А еще мама умела гадать на картах Таро. Как-то раз она погадала на них одной из работниц. Та была поражена правдивостью и точностью того, что показали карты, и поделилась этим с подругами. С тех пор маму постоянно просили погадать. Еще бы, все: и местные жители, и эвакуированные, и раненые — абсолютно все — тревожились о своих близких, с которыми их разлучила война. Кто-то был на фронте, кто-то отстал от поезда, кто-то остался на оккупированных территориях. Весть о маминых способностях тайного знания и умения давать людям информацию о родных и близких быстро разнеслась по городу, и к ней стали приходить с самыми разными вопросами. В благодарность ее, а значит и нас, угощали, чем могли. Так мама спасала нас от голода. Однажды я попросила маму погадать и узнать, что с нашим дедушкой и родственниками, оставшимися в Киеве. Мама с печалью посмотрела на меня, поспешно отвернулась, скрывая слезы, и вдруг зарыдала, да так горько, что и мы заплакали вместе с ней…

Когда мне исполнилось 16 лет, меня, наконец, приняли на работу в Министерство Связи на должность экспедитора. Заработок был скудный, но все-таки прибавка к бюджету семьи! Работа мне нравилась, я хорошо справлялась с ней и приносила домой, хоть и мизерный, но все-таки заработок 400-500рублей. Проработала я там три года, до конца войны. А когда я увольнялась перед возвращением в Киев, Министр связи выдал мне отличную характеристику и направление на работу в этой же сфере деятельности.

В Киев я вернулась в 18 лет. Дом наш был разрушен. Родня, остававшаяся в Киеве, погибла. Пару месяцев я пожила у  папиного брата, а когда вернулись из эвакуации мамина сестра с бабушкой, я перешла жить к ним в подвал в Печерском р-не Киева. Около двух лет прожила я в этом подвале, а когда приехала мама с моей сестрой, мы сняли сарай, который раньше был коровником. Потом приехал папа. Он сначала оформил сарай на съем, а потом, устроившись на работу, откупил его у хозяйки и перестроил. Теперь у нас был домик, крошечный, зато свой. Там были две комнаты с малюсеньким коридорчиком, в котором можно было поставить примус и готовить еду.

Какая была радость после войны, что наступил мир! Радость победы! Жизнь налаживалась!

В 1954 году я вышла замуж, у нас родились дочери. Мой муж Александр Каминский тоже в детстве пережил все тяготы эвакуации. Вот его рассказ:

 

Я, Александр Каминский, родился в 1928 году в местечке Монастырище Винницкой обл. Когда мне исполнилось 8 лет, мама с отцом развелась, мы переехали в Киев, и больше я отца не видел. Мама работала на кондитерской фабрике им. Карла Маркса. В 1936 году я пошел в украинскую школу. К началу войны мне было 13 лет. Нас эвакуировали организованно: вывозили в товарных теплушках за пределы Киева. В дороге я заболел гриппом, да так тяжело, что в медпункте города Камышина Волгоградской области мне была сделана операция в области грудной клетки. Дальнейший путь нас привел на станцию Антиповка. Мама устроилась там работать в совхозе по сбору фруктов, и я, как мог, старался маме помогать. Когда немцы стали приближаться к Сталинграду, нам пришлось бежать, и мы снова оказались в Камышине на пристани. Там собралось много эвакуированных. С большим трудом мы попали на пароход и поплыли в неизвестность. Приплыли мы к городу Пермь, а оттуда добрались на поезде в Новосибирск. Там мы, сидя, переночевали на вокзале. Затем поездом добрались до Барнаула. А потомпопали в город Джамбул. В городе для мамы работы не было, и она устроилась работать на станцию Ак-Гулак, куда привозили буряк. А я остался один в Джамбуле. Мама меня определила учеником в железнодорожное училище по специальности слесарь-вагонник. Это была и учеба, и работа одновременно. Мне приходилось выполнять очень тяжелую и грязную работу в мазуте. По окончании училища меня взяли на работу в депо слесарем. Так я проработал до 1943г. Когда освободили Киев, мы с мамой туда вернулись.В Киеве мама устроила меня в ремесленное училище по специальности ремонт оборудования. После освоения специальности я был принят на военный завод им. Артема.

Мы поженились с Любой в 1954г. У нас родились две дочки-близнецы Алла и Виолетта. В детстве они были неразлучны. Родились девочки с разницей в десять минут и были совсем не похожи друг на друга, так нередко случается. Внешность, рост, цвет волос, характеры, интересы и привычки – всё оказалось у них разным. Алла родилась первой, была доминантной, не удивительно, что и в Израиль она уехала первой, а Виолетта была тихой, уступчивой, размышляющей. Алла уехала, а Виолетта осталась. Но друг без друга им было невыносимо, и, как они выяснили потом, в разлуке им даже снились одни и те — же сны. К сожалению, репатриации в Израиль нам пришлось ожидать около 10 лет. Причиной был отказ из-за того, что я долгие годы работал в Киеве на военном заводе. После долгой борьбы в 1986 году нашей семье выезд в Израиль разрешили.

Наше прибытие в Израиль вызвало сенсацию: во-первых, прилетали бывшие отказники, во-вторых, это была первая семья из Киева после взрыва Чернобыля, а самое главное – встречались через десять лет разлуки сестры – двойняшки. В аэропорту Бен Гурион Алле даже разрешили подняться туда, куда встречающих обычно не пускают. Всё было эмоционально, с радостью и слезами. В первый момент Виолетта испугалась за маму: кажется, с ней, пока они летели в самолёте, что-то случилось — она кричит, плачет, (её заплаканное лицо было потом во всех газетах), бросается к какой-то чужой женщине с платком на голове, называет её своей доченькой, обнимает. Не может быть, чтобы сестра так изменилась за эти годы! Или это всё-таки она, и всё дело в одежде, отличающей религиозных женщин? Да, но ведь у Аллы уже трое детей! Виолетта подошла к этой женщине, прикоснулась к ней, взяла за руку, и только тогда узнала — да, это Алла! Они обнялись и заплакали, не зная верить или нет своему счастью. На следующее утро в газетах появились их фотографии, а днём сёстрам предложили выступить на телевидении, но они отказались. Виолетта тогда сказала: «Мы благодарны Судьбе за то, что встретились, и всё. Точка.

Любовь Каминская:

После той страшной войны миновало много лет. Выросли внуки, подрастают правнуки. Уже нет в живых моих родителей. Моя мама Хася умерла в 1972году, папа Моисей Горбачинский в 1981году. Нет в живых и моей доченьки Аллы, которая безвременно умерла в 1996 году.

Прошли годы, но как ни старайся, а забыть тяготы войны невозможно. Случилось так, что недавно нам с новой силой пришлось пережить нашу трагедию. Не так давно мой родственник, живущий в Америке, обнаружил в архивах документ, из которого мы узнали подробности трагической судьбы моего любимого дедушки Бениамина.

Вот этот документ:

National-Sozialistische Volkswohlfaht (NSV). 1941г:
«Озлобление украинского населения против евреев чрезвычайно велико, так как их считают виновными в организации взрывов в Киеве. В Киеве были арестованы все евреи и 30 сентября казнено в общей сложности 33771 еврей. Золото, драгоценности и одежда были конфискованы и переданы Националистическому общественному благосостоянию для обеспечения фольксдойч, а также частично штадт-комиссариату для передачи нуждающемуся населению».

Киев стал первым большим городом, полностью «очищенным от евреев».

И очищали Киев от евреев именно в Бабьем Яру, где было расстреляно почти все еврейское население города. Среди расстрелянных в те дни были не только евреи, но и члены их семей — украинцы, русские, поляки и дети от этих смешанных браков.

Некоторых выдавали соседи. Так свидетельница Е.Любарская, проживавшая по ул.Пушкинской, рассказывала:

«…в 1941г., когда немцы забирали евреев и расстреливали, Дружинин П.Д. вместе с Макаринским Владимиром и еще одним неизвестным мне человеком пришел ко мне на квартиру и забрал Горбачинского Эммануила (Бениаминa) (ул.Пушкинская 31 кв.5), еврея по национальности, проживавшего в моей квартире, которого отправили немецким властям.
На мою просьбу, не брать Горбачинского как ничем не виновного человека, и мои объяснения, что по своей старости (76 лет) он не в состоянии принести какой-либо вред немцам, за что я давала ручательство, Дружинин П.Д. заявил, что они его,Горбачинского, забирают как взрывателя, т.е. человека, который мог бы взрывать дома на Крещатике.
С этого времени о судьбе Горбачинского ничего неизвестно».

На вопрос следователя, кто заставлял его, П.Дружинина, выдавать граждан еврейской национальности, он ответил:
«В это время выявлять советских граждан еврейской национальности и сдавать их немцам мне никто не поручал. Делал я это совместно с вышеуказанными лицами по своей инициативе с целью, чтобы в нашем дворе не было граждан еврейской национальности».
Были такие, как Дружинин, которые добровольно принимали участие в расправах и издевательствах над еврейским населением города.

Прочитав этот протокол, мы испытали боль и горе. Мы вновь оказались лицом к лицу с той страшной действительностью, которую несла война: тотальное беззаконие и жесточайшие злодеяния, когда негодяям дано было право лишать жизни ни в чем не повинных людей.

Мой дедушка был добрым, мудрым и честным человеком. Он был краснодеревщиком, и его работами восхищались. Он жил в окружении родных и друзей, которые уважали и любили его. Многие обращались к нему за советом, и он помогал им найти выход из сложных ситуаций. Даже в старости он был опорой семьи. Он верил в благородство и здравый смысл. Почему же его и сотни, тысячи, миллионы таких людей, как он, лишили жизни? За что убили его? Почему? Это невозможно понять, это непостижимо…

Подготовила Белла Усвяцова-Гольдштейн