Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Фрайман Юрий

Freiman

ЭТО БЫЛО…

Я отношусь к поколению людей, родившихся в тридцатые годы прошлого века. Поколению, детство которого было омрачено, изуродовано, искалечено страшной войной. Поколению, для многих представителей которого, детство стало конечным этапом жизни. У каждого из нас, живших в то время в республиках Советского Союза, подвергшихся вторжению немецко-фашистких армий, в первые дни и недели войны, есть своя страшная история, которую мы,тогда 5-10летние дети, еще не могли понять и осознать,но, которая, в каждом из нас, оставила свой след. Конечно, многие события и особенно их подробности уже забылись, но есть то, что живет в нашей памяти всегда.

Воскресенье, 22 июня 1941 года, наша семья (мои родители, я – девятилетний и моя старшая сестра) встретила в дачном домике санатория «Ждановичи» (в 10 км от Минска), где в летнее время работал мой отец. Помню, прекрасное солнечное утро, я был в ожидании интересного веселого дня, потому что в выходной приезжало много народу из города, проводились игры, аттракционы, воллейбольные турниры, различные соревнования. Потом мы вспоминали, что в эти утренние часы, несколько раз, издалека, слышался какой-то гул, на который никто не обратил внимания.

Вблизи нашего домика находился клуб санатория, а на стене клуба был закреплен большой черный репродуктор, по которому, обычно, передавались распорядок дня, объявления, звучала музыка. Без пятнадцати двенадцать поэтому репродуктору стали объявлять, что через несколько минут будет передано важное правительственное сообщение, а ровно в двенадцать, народный коммисар иностранных дел, В.М. Молотов, начал свое выступление: «Сегодня, 22 июня, без объявления войны, в 4 часа утра, Германия вероломно напала на Советский Союз…»

Разве можно было представить себе тогда, что эти минуты будут переломными и трагическими не только в наших жизнях, но и в жизнях миллионов людей во всем мире?!

Помню, никакой паники не было. Из разговоров взрослых я понял, что даже в город ехать не нужно. Через два-три дня все закончится, немцев прогонят (ведь в одной из наших любимых песен пелось: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим…»)

К вечеру мы стали отчетливо слышать какой-то гул и глухие удары в той стороне, где был город. Наутро этот гул и удары усилились. Стали говорить, что немцы бомбят Минск. Днем папа решил съездить на попутной машине в город, посмотреть, что там делается.

Вернулся он под вечер, со страшной вестью – нашего дома нет, он полностью разрушен, остались одни развалины (дом стоял в ста метрах от моста через реку Свислочь).
Немцы бомбили мост уже в первый день. И одна из бомб «промахнулась» прямо в наш дом.

А еще папа сказал, что мы должны немедленно ехать в город, он уже договорился с какой-то машиной.

Вечером мы уехали в Минск. Не помню, подъезжали ли мы к нашему разрушенному дому. Мы приехали к маминой сестре, тете Сарре, которая жила совсем недалеко от нас. Приехали, потому что за ее домом был большой, спускающийся к реке, сад, в котором накануне были вырыты какие-то ямы. И вот там, в этом саду, мы провели ночь с 23 на 24 июня. Мы вчетвером, тетя Сарра, ее муж и 4-х летняя дочка.

У тети Сарры шел седьмой месяц беременности… В городе ночью было очень неспокойно: были видны пожары, слышались какие-то разрывы. А наутро началось что-то совсем страшное – налетели немецкие самолеты и стали бомбить город. Мы находились в самом центре города, сад стал заволакиваться дымом от пожаров. И мы побежали…

Дальнейшее мне запомнилось больше всего, и было, может быть, одним из самых ярких воспоминаний о войне.

Кругом был настоящий ад, в небе гудели самолеты, отовсюду слышались взрывы, горели дома, кричали, стонали и падали люди. Помню, взрослые больше всего кричали, что мы не должны отставать друг от друга. А мой дядя, большой и сильный человек, почти нес на руках свою беременную жену. В каком-то месте нам преградили дорогу какие-то люди, кричавшие, что дальше бежать нельзя и надо спуститься в подвал дома, в бомбоубежище. Мы очутились в большом подвале, освещенном тускло горевшей лампочкой. Он был заполнен людьми. Все, даже дети, сидели тихо, прислушиваясь к тому, что делается снаружи. Но просидели мы недолго. Внезапно, среди тех, кто сидел ближе к выходу, поднялся шум, послышались крики, что дом горит.

Началась паника, все бросились к выходу. Помню, мы бежали по длинному узкому проходу, вдоль высокого забора, который горел. Вдруг кто-то из наших громко закричал. Это на моем дяде дымилось черное кожаное пальто, которое он, покидая свой дом, надел на себя. И опять мы куда-то
бежали, далеко и долго…

Очутились мы в парке Челюскинцев, который в то время находился на окраине города. День был уже на исходе.

Помню длинные тени от деревьев, множество людей, стоящих, сидящих и лежащих на траве, запах дыма от полыхающих вокруг пожаров. И главное, всеобщее выражение тревоги, растерянности, страха, беспокойства, отражающихся в каждом лице, во всех разговорах людей. И еще, я отчетливо помню странное и страшное зрелище: несколько раз перед нами, по парку, проходили колонны солдат.

Они сразу же притягивали к себе всеобщее внимание – они шли квадратами, человек по сто, в ногу, молча, плотно друг к другу, глядя только прямо перед собой, с винтовками на плечах и в новенькой красноармейской форме. Зрелище было какое-то не совсем реальное. И в наступившей тишине, стали раздаваться сдавленные голоса, что это немцы, это сброшенный днем немецкий десант…

Так ли это было или нет – я не знаю до сих пор.

Между тем, мои родители не могли решить, что делать дальше. У нас при себе не было никаких вещей и никаких продуктов. Имея в виду, что от нашего дома и имущества ничего не осталось, они настаивали на том, что нужно бежать дальше из города. Беременная тетя говорила, что она дальше идти не может, ей тяжело, надо вернуться домой, а там — будь что будет. И тут случилось чудо: появился мой папа и сказал, что он только что встретил в парке нашего соседа по дому, военного, полковника Марголина (на всю жизнь запомнил эту фамилию!) и тот предложил взять всех нас в грузовую машину, в которой уже сидела его семья.

Наши сомнения разом окончились.

Я уверен, что наш сосед, которого мы больше никогда не встречали, спас тогда нам жизни. Сами мы бы не вырвались из Минска. Мы ехали всю ночь. Дорога была забита машинами, людьми, группками военных, движущихся в обоих направлениях. Нас нещадно бросало в кузове. Несколько раз над дорогой появлялись самолеты, машина останавливалась, и мы бежали в лес.

К утру, проехав за ночь больше двухсот километров, мы прибыли в Оршу, большую железнодорожную станцию на востоке Белоруссии. В Орше было очень неспокойно. Станция была забита эшелонами.
Какие-то люди показали нам поезд, в который мы должны были сесть. Это были товарные теплушки с деревянными нарами. В каждом вагоне находилось очень много лю-
дей. Мы ждали отправления весь день, в очень напряженной обстановке.

Через каждые 30-40 минут раздавались сигналы воздушной тревоги (десятки паровозов начинали подавать прерывистые гудки). Начиналась паника, многие выпрыгивали из вагонов и разбегались, слышались разрывы бомб и выстрелы зениток, которые старались не допустить к станции немецкие самолеты. Потом звучали сигналы отбоя. В эти короткие минуты, отец и дядя бежали куда-то, чтобы раздобыть какой-нибудь еды и воды, а остальные дрожали, что эшелон внезапно отправят и они отстанут.

Уже поздно вечером наш эшелон тронулся в путь. Мы ехали совершенно без вещей, в дачной одежде, ехали неизвестно куда, подальше от этого ада…

Дорогу я помню плохо, но одно яркое воспоминание осталось на всю жизнь. Ночью наш состав остановился на станции Рыбинск (это уже в России), родители повели меня в столовую и там накормили потрясающим горячим молочным макаронным супом (макароны были толстые и длинные). Больше такого супа я не ел никогда в жизни…

Привезли нас в Алатырь – столицу Чувашии. Там мы прожили около месяца, пока моя тетя не родила сына. А потом переехали в Мордовию, где нас поселили на небольшой железнодорожной станции в тридцати километрах от столицы Мордовии, Саранска. Начинался очередной, голодный и холодный этап нашей жизни…

Из книги «Как хочется жить»
Сборник воспоминаний.

Автор-составитель Ж. Медник
Израиль, 2011