Родилась я на Украине, в городе Николаев. Мне было уже 15 лет, когда началась война. Кроме меня, младшей, в семье было ещё трое детей: Лиза (Лея), 1912 г., брат Миша (Меер), 1914 г. и Таня (Туба) 1924г. Двое старших к началу войны жили отдельно от нас. Лиза в июне 1941-го вышла замуж, а брат Миша с 1935 года служил радистом на Днепровской флотилии.

22 июня – день рождения моего отца. Накануне мы получили телеграмму от Миши с просьбой отложить празднование дня рождения на 26 июня, потому что он собирался приехать. Но судьба распорядилась иначе.

Днем 22-го июня прозвучало сообщение Молотова о начале войны. Для многих это было неожиданно.

У нас во дворе был вход в катакомбы еще с турецких времен. После объявления войны к нам зачастили во-енные и стали обустраивать в катакомбах бомбоубежище. Мы, дети, бегали все это смотреть, и должна отметить, что когда в дальнейшем над нами проезжали танки, в катакомбах ничего не было слышно. Уже в июле первыми подверглись бомбежке николаевские судостроительные заводы, крупнейшие на Украине. Были жертвы, и началась эвакуация. Сначала незаметная, но увеличивающаяся день ото дня.

Отец мой был кузнецом на авторемонтном заводе и председателем профкома. Ему сообщили, что для нашей эвакуации выделили машину, и семье с вещами нужно быть готовыми к отъезду. Мы прождали трое суток… Ни-кто, естественно, не приехал! И тогда папа принял реше-ние, и мы двинулись пешком к железной дороге. На пя-тачке возле его завода была огромная толпа народа. Эшелона не было, а бомбежки продолжались.

Во время одного из налетов немецкой авиации, мама спрятала нас с Таней под огромное корыто…

Однажды мы увидели молодого солдата – босого, гряз-ного и очень веселого. Он ходил среди измученных людей и уговаривал остаться дома, приговаривая, что бояться нужно только коммунистам и евреям. А так как основная масса людей были евреи, то его «утешение» не прибавило оптимизма.

Наконец на третий день ожидания пришел эшелон. С трудом мы в него забрались, и поезд увез нас в направ-лении Запорожья. Папа рассказал, что состав, прошедший до нас, и состав, шедший после, немцы разбомбили полностью.

Ехали весь сентябрь. Чем питались – не помню. Помню, как на одной из станций потерялась Таня, и папа пошел ее искать. Нашел. Когда добрались до Чкалова (ныне – Оренбург), на вокзале увидели невероятное ко-личество людей и тучи вшей, которые, как волны, пере-катывались по полу вокзала. Мы приткнулись в каком-то углу и каждые полчаса бегали на улицу стряхивать с себя вшей. Так прошли сутки.

Папа добился направления нашей семьи в город Пе-револоцк Чкаловской области. По приезде нам дали проходную комнатку в деревянном неотапливаемом доме. Спали мы на полу, вповалку. Задержались мы там недолго, потому как начались морозы, и я к тому же от-морозила ногу. Нам дали разрешение уехать, и мы на свой страх и риск двинулись на юг, в город Фрунзе.

Благодаря тому, что отец был кузнецом, сразу же приняли на работу, правда, с условием, что зарплата будет крошечная, но зато нам дадут комнату. Спали мы, как и раньше, вповалку, и комнатка была крошечная, но все нашли работу: папа в кузнице, мама чистила обувь на улице, а мы с Таней в совхозе «Майский», недалеко от Чуйского канала. Научились работать кетменем, об-рабатывать сад, рыть арыки. За это нас кормили один раз в день. Через год, осенью нас уволили, но мы нашли другую работу. Таня устроилась мыть специальную посуду в лабораторию, где производили столбнячную сыворотку из конской крови. Когда возникал переизбыток крови, ее отдавали работникам, и мама, добавив в кровь немного муки, делала нам оладьи. Это был праздник!

Я поступила на курсы бухгалтеров, а окончив их, стала работать в добровольном пожарном обществе счето-водом. Периодически оттуда работников посылали на торфоразработки, за что давали 800 граммов хлеба. Однажды меня не забрала машина вечером, и я шла домой ночью по степи одна… Было очень страшно. Со мной вместе работала женщина, которая с трудом нашла на фронте мужа. Муж прислал ей вызов, чтобы приехала по месту его службы, но наше начальство категорически отказалось ее отпускать. И тогда она ушла без разрешения. Ее арестовали и посадили на 7 лет…

За неимением других кандидатур, меня взяли на ее место, и я отработала на этом месте до января 1946 года. А потом со мной чуть не повторилась история моей сослуживицы. Меня категорически не хотели отпускать на родину, в Николаев! Но всё обошлось.

Мы вернулись в Николаев в 1946 году. Это было страшное возвращение! Город стоял в руинах, наша квартира была занята, и мы с трудом нашли пристанище, а тут еще и известие о брате — пропал без вести! У моей сестры Лизы погиб муж. А скольких близких и дальних родственников мы недосчитались?!

А как страшно было увидеть плиты с еврейского кладбища, которыми были вымощены дорожки на цен-тральном бульваре!

Война окончилась, и нужно было всё начинать сначала. Но это уже другая история.

Из книги Григория Нисенбойма «С войной покончили мы счеты…»