Я родился за две недели до начала войны, меня впервые как раз и вывезли на прогулку 22 июня 1941 года.

Ясным июльским днем мы приехали на станцию Ладожское озеро. Здание железнодорожной станции, паровоз времен Отечественной войны – привычный антураж сельских памятных мест войны. Местный музей, любовно сберегаемый аккуратными, тихо ходящими внимательными бабушками, готовыми дать Вам необходимые пояснения, мемориальное военное кладбище с памятником. Мы пошли на кладбище. И тут я увидел на камне памятника надпись – «Майор Денюжкин»! Ну, здравствуй, майор! Вот мы и встретились!

Майор Денюжкин был врачом-гинекологом в 1941 году в военно-медицинской морской Академии, что на Загородном проспекте в Ленинграде, где моя мама, Алексеева София Дмитриевна разрешалась от бремени. Она в свое время заканчивала Макаровское училище радистом и плавала по Каспию. Это был первый и единственный курс в истории училища.

родился ярким июньским утром в 5 часов утра. Он поднял меня, и я закричал. «Крикун, – сказал доктор, обращаясь к моей маме, – богатый будет, скажешь ему, что его принимал майор Денюжкин!»

в октябре при эвакуации Академии при артналете фашистских самолетов в Ладожском озере были потоплены баржи с медиками.

Мы с мамой должны были эвакуироваться 3 сентября. Поезда составлялись так, что за паровозом следовали три пустых вагона на случай, если будет артналет на эшелон, то у машиниста паровоза будет дополнительная возможность для безопасного маневрирования. Но народу было так много на вокзале, что мест не было. Тогда мой дядя, Михаил Дмитриевич Стариско, он к тому времени окончил институт железнодорожного транспорта, подошел к этим вагонам и сорвал пломбу. Так все и разместились.

Но эшелон у станции Мга разбомбили. Мы прятались в придорожной канаве. Я был завернут в белую простынку и люди кричали «закройте ребенка, его с самолета видно». У меня с тех пор на волосах белая седая отметина на всю жизнь.

Мы вернулись в Ленинград. Это был последний эшелон. Кольцо блокады замкнулось.

Нас после вывезли через замерзшую Ладогу, а дядя мой, мы жили на улице Марата, умер от голода и неизвестно где похоронен. Там наша вся квартира похоронена.

Потом была эвакуация в город Пласт. В Ленинград мы вернулись уже в 1944 году.