Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Теллер Леонид

БЕЗ ПАПЫ

«Спешно сформированному сводному отряду из курсантов, снятых с занятий
по боевой тревоге, была поставлена боевая задача: удержать врага любой
ценой. Курсанты держались почти три недели»
Из книги маршала Жукова
«Воспоминания и размышления»

Я родился в ноябре 1937 г. в Москве в семье рабочего строителя, который был также плиточником-мозаичником при строительстве метрополитена. Я папу не помню, но мне о нем рассказывали. Рассказывали, что папа был физически очень сильным человеком. На работе многие антисемиты хотели показать, что евреи слабее их и не могут делать тяжелую работу. Они стали поднимать на строящийся дом кирпичей больше обычного, но папа каждый раз брал ещё больше и, в конце концов они были вынуждены обратиться к нему и сказать:

«Всё, хватит соревноваться, иначе нам установят такую норму. Мы признаём, что ты сильный мужик».

Жили мы в бараке в комнате 10-11 метров. Тогда полмосквы жило в бараках. В бараке было 22 комнаты – по 11 с каждой стороны длинного коридора и этот коридор жильцы мыли по очереди. Папа был единственный мужчина, который мыл полы. В остальных семьях полы мыли женщины. Вероятно, потому что он был сильным, его постоянно призывали на все военные кампании, проводимые Советским Союзом в то время. В 1938 г. – с японцами, в 39 – «освобождение» Западной Украины и Белоруссии, в 40 г. в финскую кампанию он был ранен и, пока его подобрали, обморозился. В госпитале в Ленинграде ему хотели ампутировать обе ноги. Мама оставила меня и брата у сестры и помчалась в Ленинград. Там она уговорила врачей ампутировать только пальцы на обеих ногах. Если бы она знала…

Когда началась война, он с палочкой в руке добровольно пошел в военкомат и его, как опытного бойца, направили обучать курсантов Подольского военного училища. Я помню,         что мы приезжали к нему. Мы с мамой и братом стояли с одной стороны решетчатого забора, а папа и другие бойцы с другой. И это единственное воспоминание, которое осталось у меня от папы.

Папа погиб 29 ноября 1941 г. и похоронен в братской могиле в деревне Пекино Московской области, недалеко от станции Сходня. Вероятно, в этих боях был уничтожен весь полк, потому что по архивным данным с 12 декабря 1941 года он перестал существовать. На месте гибели папы установлен большой памятник и среди десяти имен есть и егофамилия – Теллер И.С.

Когда погиб папа мне было 4 года, но я до сих пор помню, как плакала и убивалась мама и многие соседки приходили и плакали вместе с ней, а одна из них говорила «лучше бы убили моего паразита, чем твоего Иосифа».

Мама очень тяжело переживала смерть папы, но шла война, а жили мы на Авиамоторной улице, недалеко от завода и немецкие самолеты каждую ночь прилетали бомбить завод и окружающую территорию. Мама по нескольку раз за ночь хватала меня на руки, а старшего брата за руку и мы бежали в бомбоубежище.

На наш барак несколько раз падали зажигалки. Во время бомбёжек несколько человек оставались дежурить и под руководством единственного оставшегося мужчины, дяди Ильи, тушили начинающиеся пожары. У обоих выходов из барака были установлены пожарные щиты и стояли бочки с водой и кучи песка. Вот в одну из таких бочек и нырнул однажды соседский мальчишка. Хорошо, что мы, дети трех-пяти лет вытащили его за ноги. Рано утром после бессонной ночи мама бежала в магазин занимать очередь за хлебом и «отоваривать» хлебные карточки. Иногда со мной, закутанным во что попало. Было очень холодно. Та зима была с рекордными морозами. И голодно.

Пока папа был жив, мама не работала, как большинство женщин в то время, и поэтому у нас были иждивенческие карточки, на которые давали очень мало хлеба. А мяса, круп, сахара, вообще, не полагалось. Было очень голодно. За папу нам с братом выплачивали пенсию. Насколько я помню 120 рублей. Буханка черного хлеба на рынке в то время стоила 100 рублей, т.е. на меня с братом за папу полагалась еще буханка хлеба в месяц. Потеря карточек была равносильна смерти. Моя двоюродная сестра Фира, которой в то время было 16 лет, как-то забыла забрать карточки у кассирши, а когда через минуту вспомнила и вернулась, то карточек уже не было, и никто ничего не видел и не знал. Хорошо ещё, что это случилось в конце месяца, иначе бы мы не выжили. Мамина сестра Ента и Фира жили рядом с нами, в том же бараке в соседней комнате, а дядя Мойша был на фронте, и мы жили, фактически, одной семьёй и помогали друг другу. Каждый раз, когда я звоню Фире в Москву, она напоминает мне, как я тогда говорил: «Когда закончится война — куплю буханку хлеба и всю сразу съем».

Когда началась война, моему брату Семену было 10 лет. Он был, как и все его сверстники в то время, озорным, а, возможно, и хулиганистым мальчишкой. Однажды, по дороге в школу они с приятелем увидели, что из–под заводского забора вытекает ручеёк, (вероятно, немцы ночью разбомбили цистерну с горючим) и решили проверить: бензин это или нет. Они уже давно курили и проблем со спичками не было. К счастью, пожарная команда на заводе была на высоте. В 1943 году они с тем же приятелем убежали на фронт и только через неделю их с милицией вернули домой. Можно представить, что творилось с мамой всё это время.

В школе брат был председателем пионерской дружины, лучшим учеником по математике и физике (это мне сказали учителя, когда я пошел в ту же школу). В 14 лет он после окончания семилетки пошел работать электриком и не смог продолжать учиться. Пока мама смогла найти работу и устроить меня в детский сад, ей пришлось продать все ценные вещи и даже своё зимнее пальто, и всю войну она зимой ходила в старом демисезонном пальто. После окончания 7-го класса брат пошел работать, нужно было помогать выжить маме и мне. И тогда в 1947 г. мама смогла купить себе зимнее пальто. А зимы в те года были очень холодные, часто до 30 градусов мороза.

В детском саду нам иногда выдавали конфетки-карамельки без фантиков. Я их не ел и весь день носил в кулачке, а вечером эти слипшиеся конфетки отдавал маме.

О родных папы и мамы, которые остались на Украине мы ничего не знали. Но понимали, что они все погибли. Мой, теперь уже единственный дядя Мойша вернулся только в 1947 г, он был ранен и после госпиталя его послали на трудовой фронт в Горьковскую область на лесозаготовки. Двоюродную сестру Фиру в 17 лет призвали в войска МПВО и она с такими же девчонками по ночам выставляла аэростаты против немецких самолетов. После войны их всех послали копать траншеи для газопровода в Москве и она уже часто бывала дома. Демобилизовали их всех только в 1947 году.

У нас во дворе было человек 50 детей и лишь к 5 — 6 из них отцы вернулись с войны живыми. Я уже все понимал. Эти дети жили много лучше нас. Мы были всегда голодными, ходили в обносках, а у них были новые одежды, а у двоих даже велосипеды. Был и такой случай. Ко мне зашел приятель с куском хлеба, посыпанным сахаром. Он поймал мой голодный взгляд и протянул мне хлеб. Я гордо отказался и он ушел. Через несколько минут пришла мама, у нее в руках был тот кусок хлеба. Она протянула его мне, сказала, что подобрала этот хлеб на входе в барак. Я жадно съел.

Карточную систему отменили только в 1947 году, жить стало проще, но не намного лучше. Царила сплошная нищета. На деньги, что зарабатывали матери, можно было лишь не умереть с голоду. Поэтому многие сверстники моего брата и более старшие ребята начали воровать, попали в тюрьмы. Трое из них так и пропали там.

После войны маме пришло письмо от племянника Исаака, который единственный уцелел от двух больших родов мамы и папы. А вскоре он приехал. Он был разведчиком … и вот он уцелел.

После 4 лет армии брат Семен вернулся на работу электриком в Московский Энергетический Институт, который находился в двух шагах от нашего дома. С семилеткой он не мог поступить в институт, да и нужно было зарабатывать. Он учился заочно в электротехническом техникуме. Если бы папа остался жив, то Семен смог бы закончить школу, поступить в институт и прожить совершенно другую жизнь. Он был очень способный и из него мог бы получиться большой ученый. Он умер в не полные 54 года. На похоронах председатель профкома МЭИ сказал: « Если бы Семен умер не в пятницу после обеда, когда большинство сотрудников уже разъехались по дачам и ещё не знают о его смерти, здесь бы было не 30, а 200-300 человек. Многие кандидаты и доктора наук обязаны ему идеями и помощью в подготовке их диссертаций». Все его сверстники, которые остались жить в том же районе и которых я знал, умерли примерно в таком же возрасте. Это эхо войны.

На месте гибели папы установлен памятник. На памятнике десять фамилий, в т.ч. и его. Теллер И.С.

Всегда цветы. И надпись «На этих рубежах в 1941 году воины 16-й армии в жестоких боях задержали продвижение немецко-фашистских захватчиков и в декабре 1941 года начался разгром врага».

Маршал Г.К. Жуков сказал на открытии памятника Неизвестному солдату у кремлевской стены:

Выражая глубокую благодарность  всем участникам битвы за Москву,
оставшимся в живых, я склоняю голову перед светлой памятью тех,
кто стоял насмерть, но не пропустил врага к сердцу нашей Родины,
ее столице, городу-герою Москве.
Мы все в неоплатном долгу перед ними!