Родился в 1933 в г. Бобруйске (Белоруссия). Закончил медицинский институт. Много лет работал врачом. С 1999 года проживает в Германии, в г. Росток

НАС СПАСЛА СЕМЬЯ РУССКОГО ИНВАЛИДА

Для меня война началась 22 июня 1941 года в белорусском городе Бобруйске, где я жил вместе с родителями. Отец был военнослужащим. Видел я его нечасто, так как он постоянно отсутствовал. Его воинская часть находилась в той части города, которую называли «Крепость». Мать была медсестрой. С нами жила бабушка, мамина мама; она казалась мне очень старенькой, ей было 65 лет. Жили мы в съемной квартире, в которой было две комнаты. Город был зеленый, уютный. Вдоль домов по немощеным улицам проходили дощатые тротуары. Автомашин на улицах было мало, чаще можно было встретить извозчиков. В центре города находился рынок.

В ночь на 22 июня в небе был слышен гул самолетов. Папа сказал, что это немецкие самолеты. Позднее мы поняли, что они летели бомбить Киев и другие крупные города.

А утром немецкие самолеты налетели и на наш город, бомбили железнодорожный вокзал. У крыльца дома, в котором мы жили, стояла подвода. Я находился возле нее. Вдруг в стороне вокзала раздался оглушительный взрыв. Лошадь испугалась и рванула. Я почувствовал сильный удар в голову, в ту часть, где находился правый глаз. Мама в спешке старалась ослабить боль, прикладывала компрессы. Этим глазом я перестал видеть. Как оказалось, навсегда. С этого увечья, полученного 22 июня, началась для меня война.

В городе вспыхнула паника. Многие люди бежали в сторону вокзала, чтобы поскорее уехать. На наше счастье, отец в эти дни находился в отпуске. Захватив документы и минимум вещей, мы вчетвером тоже побежали к вокзалу. У вагонов была давка. Мы с большим трудом втиснулись в вагон поезда, который шел в Москву. В пути поезд бомбили, но мы благополучно добрались до Москвы. Там отец посадил нас в поезд, который шел на Дальний Восток, а сам вернулся в Бобруйск, в свою воинскую часть.

Ехали мы очень долго. Наконец, доехали до Нерчинска. Это город в Восточной Сибири, расположенный восточнее озера Байкал, недалеко от монгольской и китайской границ. Здесь жили наши знакомые.

Жизнь в Нерчинске была трудной. Днём и ночью мы слышали гудение — неподалеку от нас испытывали самолеты. С едой было очень плохо. Мама работать не могла: у нее был туберкулез легких. А бабушка для работы была стара. Хлеба по карточкам получали мало. Но взрослые старались поддержать прежде всего меня. Там я переболел очень тяжелой формой дизентерии.

Через какое-то время мы переехали на Дальний Восток, в поселок Бода. Там я пошел в первый класс. Я начал учиться писать не в тетрадях, а на газетах. Учился хорошо и за это был премирован: мне подарили шашки. Я был горд, что об этом написали в школьной газете.

Но в поселке мы прожили недолго и решили переехать в Семипалатинск (Северо-Восточный Казахстан). Там в эвакуации находилась тетя ― сестра мамы и дочь бабушки. Ехали в «телячьем» вагоне в большой тесноте; было холодно ― стояла зима. Несколько человек умерло ― от голода, холода и болезней.

В пути мы пережили большой страх. Однажды поезд в степи остановили люди, одетые в матросскую форму. Оказалось, что это были бандиты. Они ходили по вагонам в поиске евреев. У них они отнимали вещи, а самих вышвыривали из вагонов. Несколько еврейских семей оказалось в голой заснеженной степи, вокруг не было видно ни одного селения. Нас же спасла семья русского инвалида. Он велел бабушке и маме одеть платки так, чтобы были видны только глаза. И назвал их своими родственниками, а меня ― своим сыном Витей. Благодаря этому человеку мы были спасены.

В Семипалатинске мы поселились вместе с родственниками в частном деревянном домишке, в одной комнатке мы разместились впятером. Помню, хозяин домишка убил лебедя, чтобы съесть его. Меня поразили огромные развернутые крылья этой птицы.

В Семипалатинске я мог погибнуть. Однажды пошел с ребятами-приятелями купаться на реку Иртыш. Попал в «воронку», меня затягивало вглубь. А плавать я не умел. Ребята решили, что я утонул, и ушли. А я каким-то чудом всплыл и выбрался из воды. В другой раз я влез в пересохший колодец, а там были ядовитые тарантулы. Но и здесь обошлось.

Жили очень голодно. Хлеба получали мало. Помогал жмых. Помню, он был двух цветов ― серый и желтый.

Но однажды довелось наесться, как говорится, «от пуза». Один мой приятель ― мальчик-казах из местных ― был сыном начальника лагеря для заключенных, расположенного неподалеку. Он позвал меня сходить с ним в лагерь. Там нас накормили так, как я не ел всю войну.

Потом мы переселись в барак со многими комнатами типа общежития. В одной из них жил казах. Мы голодали, а он часто ел мясо: где-то доставал конину. Но с нами не делился. В другой комнате жила одинокая женщина. Однажды несколько дней она из нее не выходила. Из комнаты стал доноситься неприятный запах. Приехали люди, вскрыли дверь в её комнату. Оказалось, она много дней пролежала мертвой.

Пришли известия от отца. Он отступал до Москвы, а в зимних боях за Москву был тяжело контужен и без сознания долго лежал на снегу. После этого получил двухсторонний плеврит, а потом эпилепсию.

В 1944 году мы переехали в г. Кировоград (Украина). Туда после лечения к нам приехал отец. В Кировограде нас застало окончание войны.

Подготовил А. Цфасман (Германия)