Гордон Изабелла ( девичья фамилия Беркович) родилась 2 сентября 1934 года в Могилёве. Закончила Ленинградский финансово-экономический институт, работала экономистом на комбинате. Дочь Розанна, сын Григорий живут в Израиле, внук Станислав. Репатриировалась в 1996 году.

Мне уже восемьдесят. Как быстро бегут годы. Но в памяти моё безоблачное детство в нашем белорусском городе Могилёве, в нашей дружной, благополучной семье, рядом всегда любящие родители: мама Ася Гордон и мой отчим дядя Саня Беркович (для меня он навсегда был и оставался моим вторым папой). И я его всегда звала папой. Мой настоящий отец Григорий Гордон умер в 1937 году, а мама через два года вышла замуж за красавца Саньку, как она его называла. За неделю до войны родился мой братик Боренька. Живший с нами, мой любимец и умница кот Василий ревниво принял его появление, ведь с этого момента всё внимание было переключено на нового человечка. Всё было хорошо и, казалось, так будет вечно. Наше счастье закончилось 22 июня 1941 года.

Война…Какое страшное слово. Мне, семилетней девчонке, оно ещё не до конца было понятно. Помню первые налёты немецких самолётов, бомбивших город, помню, как нас известили, что надо оставить город и где-то есть эшелон, уходящий неизвестно когда и неизвестно куда. Помню, как мамочка в спешке собирала какие- то вещи, продукты, которые были в доме. Она взволновано металась по комнате, не понимая, что нужно взять с собой в первую очередь, то ли мои вещи, то ли вещи для Бори, то ли продукты. Помню, как в угол забился кот Василий и смотрел на всё это печальными глазами, как будто спрашивая: «Куда это вы? А я?» Я в тот момент не могла понять, почему мы не можем взять Василия с собой и плакала от страха, от обиды и от того неизвестного, что ждёт меня впереди. Наверное, я поняла это тогда, когда мы, спасаясь от смерти, бежали через днепровский мост в деревню Луполово. Кто-то кричал: «Бегите, бегите быстрее, скоро взорвут мост!» А как могла бежать мамочка, ещё не окрепшая после родов? Она держала меня за руку, а во второй руке свёрток с маленьким братиком, который она прижимала к груди. Рядом с нами бежала мамина сестра Ида с её сыночком Юзиком. Мама выдыхалась и в какой-то момент маленького Бореньку у неё забрала тётя Ида. Этим она спасла его жизнь. Я знаю, что потом они, сквозь слёзы, рассказывали, как мамочка, выбившаяся из сил, уже не бежавшая, а медленно идущая и тянувшая меня за руку, закричала тёте Иде:

«Помоги мне и Беле, бросай его в воду, я рожу другого!»

Конечно, это была лишь минутная слабость от страха, от страшных звуков немецких самолётов и грохота взрывов бомб, которые к счастью не попали в мост. Братика не выбросили, мамочка очень любила его и часто, глядя на него своими красивыми карими глазами, говорила: «А я тебя хотела выбросить в Днепр!» Я уверена, что никогда бы она этого не сделала!

Бог нас спас, мы успели перебежать через мост. Люди бежали одним потоком, которым, вероятно, кто-то всё же управлял… И вот мы уже в вагоне товарного поезда, в теплушке. Куда-то едем. Помню вой самолётов, где-то звук разрывов бомб, кто-то кричит: «Покинуть вагоны, бегите в сторону от насыпи!» Мы бежим, прячемся в кустах, лежим, наивно думая, что это нас может спасти. Нам везёт. Говорят, что предыдущий эшелон разбомбили. Непонятно, откуда это известно? Отбой, самолёты улетели, едем дальше, снова налёт и снова везёт. Люди в вагоне говорят, что нам везёт потому, что в вагоне новорожденный, мой братик. Он наш ангел- хранитель. В это очень хочется верить! Но плачу от того, что не взяли моего кота Василия: «Где он теперь? Жив ли? Кто его будет кормить?»

Через несколько дней пути эшелон прибыл в город Куйбышев. Нас поселили в посёлке Зубчаниновка, приютили нас очень хорошие люди, мордвины по национальности. Они напоили нас настоящим молоком, я давно уже не пила такого вкусного молока.

Началась наша новая жизнь, совсем не похожая на ту, предыдущую, счастливую в большом и светлом доме моей бабушки, который, как мы потом узнали, сожгли немцы. Новая трудная жизнь вдали от Родины. Ведь Родина там, где я родилась, где меня качала в колыбели моя любящая еврейская мама, где плескались волны Днепра и светило ласковое белорусское солнце, согревая тело и душу маленькой черноволосой и черноглазой девчонки Беллы.

Потом, с другим эшелоном приехал папа Саня. Его не взяли на фронт. Он был высококлассным специалистом, токарем, а такие нужны были стране, чтобы строить самолёты. Они в течение недели демонтировали оборудование могилёвского завода, станки погрузили в железнодорожные вагоны и перевезли в Куйбышев. Там в течение короткого времени организовали завод, выпускавший двигатели для самолётов. На этом заводе папа трудился всю войну, работая по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, ночуя на заводе. Домой он приходил один раз в неделю, бывало и реже. Когда он появлялся, для нас был праздник. Он приносил паёк и мы наслаждались вкусным, душистым хлебом, который им давали на заводе. Для нас, вечно полуголодных, хлеб был лакомством. Мне часто снился хлеб, целые горы буханок хлеба, круглые буханки с поджаристой корочкой так вкусно пахли, что во сне я проглатывала слюну и просыпалась от боли в животе. Однажды мама спросила меня: «Что бы ты съела сразу, когда закончится война?» Я, не задумываясь, ответила: «Целую буханку хлеба!» Мечта о хлебе привела меня в дом к соседям, где я подружилась с их дочкой Олей, моей ровесницей. Они были хорошо обеспечены материально. Отец Оли работал на продуктовой базе и, когда я к ним приходила, они угощали меня хлебом и иногда даже с маслом. Любовь к хлебу и бережное к нему отношение я пронесла через всю свою жизнь. И даже теперь, в мои восемьдесят, я могу съесть за раз полбуханки хлеба. Однажды, я пришла в гости к Оле и увидела, что она кушает хлеб с селёдкой. Этот пьянящий запах селёдки сводил меня с ума, я очень любила селёдку, вот я и осмелилась попросить у Оли кусочек селёдки. Она мне говорит:

«Сошьёшь мне куклы, тогда дам!» Её отец мог приносить с базы продукты, а вот игрушек там не было. И я решилась отрезать длинный лоскут от маминой простыни, взяла иголку с нитками и сшила две куклы, натолкала в них обрезки ткани, старую вату, которую вытащила из маленьких валенок, сшитых мамой братику Боре. Глаза, рот и нос у кукол я разрисовала химическим карандашом и отнесла свои изделия Оле. Взяла свою награду — маленький кусочек селёдки и пару штук селёдочных голов. Через какое-то время мама обнаружила испорченнуюпростынь и наказала меня.

Папа в свой единственный выходной ходил на свалку, куда более обеспеченные семьи выбрасывали остатки продуктов и очистки от картошки. Он собирал всё, что было съедобно и приносил домой. Мама, тщательно промыв кожуру, делала из неё картофельные котлеты. Летом жизнь становилась веселее. Пригрело солнышко и выросла трава лебеда. Мама научилась варить из неё вкусные и полезные щи, заправленные смекалкой и любовью к нам. А ещё поспевали яблоки в саду у соседа. Однажды, ближе к ночи, я с мальчишками залезла в этот сад и мы стали рвать яблоки. В этот момент появился сосед с ружьём в руках. Мальчишки успели убежать, а я зацепилась платьем за забор и повисла на нём. В этой позе меня настиг сосед. Стрелять он не стал, но отхлестал толстой веткой по попе. Хлестал и приговаривал: «Ах, ты, жидовское отродье, яблочек захотела? Кушай, кушай!» Было очень больно и обидно. Мне тогда было девять лет и я уже знала, что мы евреи. За это воровство мама меня не стала наказывать, только печально на меня смотрела.

Через какое-то время маме удалось устроиться работать медсестрой в детскую больницу, их там кормили и ей удавалось часть своего обеда приносить домой и отдавать нам. Как-то я пришла к маме в больницу, чтобы забрать домой немного еды. На этот раз мама дала мне картофельное пюре с котлетой и кисель из концентрата. Дома меня ждал мой двухлетний брат Боря, которого я должна была накормить. Я возвращалась по тропинке через лес. Свежий зимний воздух, постоянное желание кушать и пьянящий запах котлеты толкнули меня на «преступление». Сначала я решила съесть половину котлеты, но не заметила, как вся котлеты была съедена. Я до сих пор помню об этом поступке, всю жизнь виню себя за это. До сих пор не могу себя простить. Теперь мы часто смеёмся над этим, когда я рассказываю про эту котлету.

Я хорошо помню великий День Победы, 9 мая 1945 года. Это было рано утром, когда вдруг, среди тишины раздался крик: «Победа, победа, победа!» Люди выбегали из домов, некоторые полуодетые, целовались, обнимались, плакали от радости. Мамочка испекла свой знаменитый пирог из манной крупы, папа купил разливное пиво, целый алюминиевый бидончик, пришёл его друг, Боровой Рувим, и они весь вечер сидели, пили пиво, много говорили и пели песни, а мы с братом ели мамин пирог и тоже радовались, чувствуя, что произошло что-то очень серьёзное и знаменательное в жизни всех людей.

Вскоре мы получили письмо от маминой сестры из Махачкалы, тёти Иды. Она писала, что её муж, Гиля, не вернулся с войны. Он пропал без вести в самом начале войны. В письме были написанные ею стихи:

Не возвратились вы,

Нам до сих пор неведом

Клочок земли, который вас укрыл,

Вихрастый внук не видел деда,

Вы полегли, собою защищая тыл!

В 1950 году мы вернулись в Могилёв, который встретил нас разрушенными домами и запахом Родины. Мама устроилась работать участковым врачом в детской поликлинике, папу приняли на работу на тот же завод, где он работал до войны. Нам повезло, ему, как специалисту, выделили комнату на нас четверых в недавно построенном доме. Почему-то этот дом носил имя «Дом Сталина». На еврейском кладбище чудом сохранилась могила моего папы Гриши, даже не пострадал памятник. Мы с мамой и папой Саней привели её в порядок. Так началась наша новая, послевоенная жизнь со своими трудностями и своими проблемами, но это уже нужно описать в других воспоминаниях.

Источник: «Книга памяти. Воспоминания жителей Цфата, переживших ту войну». Израиль, Цфат, 2015.