Воспоминания
Эвакуация и бегство

Ленинградская блокада
Видео

Шлепаков Евгений

Shlepakov1

Родился в 1938 году в г. Енакиево, Донецкой области. Врач, жил и работал в Москве, откуда репатриировался в 1990 году.
Живет в Ришон-ле-Ционе.
Четверо детей, один внук.

На фото:
с женой Леной, Израиль, 2007.

КОШМАР, КОТОРЫЙ ДЛИЛСЯ ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ

С начала войны и до марта 1942 года Ростовская картографическая часть, в которой с января 1941 года служил мой отец – Рувим Маркович Шлепаков, – продолжала находиться в Ростове. Но когда стало ясно, что немцы могут захватить город, был получен приказ эвакуироваться в г. Пятигорск (Северный Кавказ). Эшелон, в котором мы находились, уходил из Ростова под бомбежкой.

Со слов отца, в 1939 году при Генеральном штабе Красной Армии учредили новое Картографическое управление, и решено было в составе каждого военного округа сформировать картографическую часть. Оказывается, накануне войны (в 1939 – 1940 г.г.) у «великой и могучей» державы не было качественных крупно- и мелкомасштабных карт собственной территории; имеющиеся были неточны, данные, нанесенные на них, устарели. За период с начала ХХ века и особенно в 20-е и 30-е годы было построено много новых предприятий, дорог, изменились государственные границы. В штабах дивизий и полков не было в достаточном количестве топографических карт, не говоря уже о батальонах и ротах. Да и сами науки картография и топография были к началу войны для многих младших и средних командиров малоизвестны. Папа рассказывал, что эти факты неоднократно были отмечены в приказах и других документах. В воспоминаниях одного из ветеранов Отечественной войны говорится, что в 1942 году при отступлении его командир батальона пользовался картой из книги Маяковского «Путешествие по Кавказу». Другой не было.

Картографическая часть, сформированная в каждом военном округе, имела в своем составе несколько (3-5) отделений (назывались они, кажется, издательскими), печатный цех и специальную библиотеку (где находилась специальная литература, различные справочники, таблицы по картографии, топографии, геодезии, аэрофотосьемкам и т. д.). Ростовская часть состояла, в основном, из молодых офицеров. Солдаты в этих частях не служили.

В Пятигорске всех эвакуированных расселили по квартирам. Мы оказались в одной очень порядочной семье. Фамилия их была Гавриловы. В июне 1942 года немцы подошли к Пятигорску. Опять-таки последним эшелоном должна была эвакуироваться папина часть с семьями и два военных училища, но в последний момент выяснилось, что железнодорожная ветка из Пятигорска перерезана немцами. Все офицеры части совместно с курсантами военных училищ по приказу ушли пешим порядком, а их семьи остались на вокзале. Готовые карты вывезли на двух грузовиках.

В городе царила неразбериха – по сути, власти уже не было. С вокзала все женщины с детьми пришли во двор, где была папина часть. В последний момент командир части оставил двух офицеров (причем папа рассказывал потом, что они сами вызвались), приказав им уничтожить два товарных вагона с оборудованием для печатания карт и часть самих карт. Им оставили три канистры с бензином и объявили дальнейший маршрут отступления.

Что случилось с одним из них, неизвестно. А вот второй с повязкой на руке, где было написано «полицай», вошел вечером во двор части и объявил семьям командиров (женщинам и детям), что решил остаться и сотрудничать с новой властью, что война вот-вот закончится, и им беспокоиться нечего. Женщины онемели. Новоявленный полицай – бывший советский офицер – продолжил: «Только вот Клара Шлепакова и Нина Кошелева с детьми должны явиться в городскую управу». Никаких объяснений – зачем и почему, не было дано, хотя и так было понятно. Все стали расходиться, а мама с тетей Ниной (она была еврейка, а муж – украинец, у нее была дочка Лида, старше меня на три года) пошли к нашей хозяйке на квартиру, где мы жили. Там она все рассказала хозяйке и ее мужу. Те сказали, чтобы мы пока жили у них и не «высовывали носа» на улицу, а они тем временем подумают, как быть дальше. Еще через день евреям объявили, что следует собраться с вещами и документами такого-то числа в определенном месте. На следующий день мама все же вышла в город, где встретила знакомую женщину. Та сказала маме: «Прячьтесь, вас уже ищет тот предатель-полицай», – и повторила, якобы, его слова: «Я должен найти этих жидовочек».

Еще раз (и в будущем много раз) склоняю голову перед смелостью, находчивостью и умом моей дорогой мамочки, а ей было в 42-м всего 28 лет.

Shlepakov2

Когда она рассказала это тете Нине, та ответила, что делать нечего и надо делать так, как приказано. Много лет спустя, когда папу перевели в Ташкент, судьба вновь свела нас с тетей Ниной (муж ее уже служил там). И вот тогда я услышал с ее слов, как развивались события в том году: «Я ответила твоей маме, что надо подчиниться. Клара спросила меня, где мой паспорт. Я достала паспорт и протянула ей, с вопросом – зачем? Клара, не говоря ни слова, не сомневаясь ни минуты, разорвала его на кусочки, то же сделала и со своим. И сказала мне, если, мол, спросят, – паспорта сдали начальнику эшелона, а потом, в суматохе и неразберихе, в какой они оказались на вокзале, уже не нашли его».

Хозяйка как-то говорила маме, что у нее есть сестра, которая живет одна (единственный сын в армии) в г. Горячеводске (в девяти километрах от Пятигорска), и нам лучше скорее уехать к ней. Рядом с домом хозяйки были складские помещения, куда немцы что-то привозили, а обратно уезжали поздно вечером порожние. Мама договорилась с пожилым водителем грузовика, что он возьмет нас до Горячеводска. И вот с письмом от хозяйки к сестре мы с мамой и тетя Нина с дочкой уехали в Горячеводск. Сестра хозяйки тоже оказалась хорошим человеком и на несколько дней оставила нас у себя. Надо сказать, что и мама, и тетя Нина, которая была на несколько лет старше мамы, не были похожи на евреек. Тогда это было важно, а для нас оказалось просто спасением.

Оставаться в Горячеводске, рядом с Пятигорском, было опасно, и мама решила, что следует уехать куда-нибудь подальше. Как и почему они остановились на станице Крыловской Краснодарского края, я не знаю. Станица Крыловская была большая, с крепкими усадьбами и просторными домами. Многие хозяева были заинтересованы взять эвакуированных, ибо, если в доме жило много народа, особенно детей, то немцы туда заглядывали реже, а если им надо было переночевать, старались останавливаться в домах, где меньше людей.

Итак, учитывая ситуацию, мама с тетей Ниной решили остановиться у одной женщины, армянки, с пятью маленькими детьми, с постоянной вонью в доме из-за вечно полных горшков. Муж ее был в армии, в доме – большое приусадебное хозяйство, и хозяйка даже обрадовалась двум молодым женщинам всего с двумя детьми, надеясь на их помощь. Армянка и ее черноволосые дети подсказали маме хорошую идею. Моя внешность была явно нерусская. Позже дважды немцы говорили маме, что ее ребенок не похож на нее, и спрашивали, в кого он такой черный. Ответ был готов: муж армянин, родственник хозяйки. Ей мама, рискуя, вынуждена была сказать правду. Потом мама со смехом и с большой благодарностью вспоминала, как постоянно кто-то из детей сидел на горшке, и когда немцы заглядывали в дом, воротили нос.

Shlepakov5

Станица располагалась на пути от Краснодара и Ростова на Северный Кавказ. Движение войск было постоянным, почти каждую ночь в домах останавливались немцы. Очень часто, особенно зимой, открывая дверь нашей хаты, они произносили: «Русише швайн», и часто уходили искать что-то менее вонючее. Из того периода в моей памяти, конечно, с мамиными серьезными добавлениями, сохранились два эпизода, о которых расскажу.

Поздний вечер. Снаружи завывает ветер и валит снег. На дворе то ли декабрь, то ли январь. У меня температура, насморк, остальные все дети в таком же состоянии. И вдруг стучат в дверь – на ночевку вваливаются несколько немцев. Они притащили с собой половину туши коровы и просят отварить. Женщины не отказываются, но предупреждают, что все дети больные, и что у некоторых, кажется, есть сыпь, наверное, инфекционное заболевание. Один из немцев вдруг говорит, что он врач, может осмотреть детей и дать что-то из лекарств. Как мама потом рассказывала, он ей показался очень симпатичным и даже похожим на еврейского доктора. Он сразу почему-то обратился к маме: «Где твой ребенок? Раздень его». Очень внимательно осмотрел меня, потом всех детей, причем всех раздевал полностью – осматривал наличие сыпи. Естественно, за ним молча наблюдали все три мамы и все остальные немцы. Потом дал всем детям какие-то таблетки (жаропонижающие?), по маленькой плитке шоколада и сказал, что инфекция детская, и им можно переночевать. Вот когда мама подумала: какое счастье, что обряд обрезания мне не сделали.

Shlepakov3

И второй эпизод. Слышны глухие, пока еще далекие залпы орудий. Немцы отступают. Заходят в дом отогреться, отдохнуть и уезжают. Их сменяют другие: поспят и исчезают. И так несколько дней подряд. Последней ночью раздается стук в дверь, и тут же вваливается группа одетых в немецкую форму, но говорящих (вернее, матерящихся) по-русски, солдат. Злые, голодные, уставшие и, конечно, пьяные. Разделись и сели есть, пить, попросили что-то пожарить, сварить. Потом один из них выходит и идет в дом напротив – в большой, просторный, красивый дом, где нет маленьких детей и где всегда останавливались офицеры. Там тоже пьют. Хозяин дома был, к счастью, очень порядочным человеком, мама говорила, что слышала о его связи с партизанами. Так вот, подонок, который вышел из нашего дома, говорит офицерам: «Там полная хата жидов, как это немцы их оставили в живых, непонятно. Надо исправить эту ошибку». Офицер отвечает: «Оставь, надо самим уносить ноги». Хозяин дома, услышав это, поправляет: они армяне, а не евреи. Однако негодяй продолжает настаивать, что если не все, то вот Клава с ее ребенком точно жидовка (когда выписывали справку, мама указала, что ее имя Клава, а не Клара), что он хорошо разбирается, его не проведешь.

Этого «знатока» все же удалось уговорить сесть за стол и продолжить есть и пить самогон. А хозяин тем временем побежал к маме, передал весь разговор, взял еще две бутылки самогона для солдат, бросил ей свой полушубок и буквально приказал, чтобы они с Ниной быстро собрались и скорее уходили с детьми в небольшой лесок, который начинался сразу за околицей. И добавил, что наши очень близко и, может быть, завтра-послезавтра будут здесь. Остаток ночи все провели в лесу, укутанные в одеяла, окоченевшие. Мама все думала, как проверить, уйдут ли утром эти, и не придут ли следом такие же или еще более опасные. Когда рассвело, артиллерийская канонада усилилась, потом наступила тишина, и появились вдалеке танки. И только когда один из них с красной звездой на башне прошел недалеко от леса, можно было возвращаться спокойно. Было начало марта, кошмар, который длился девять месяцев, кончился.

Shlepakov4