Я, Марк Смирнов (1935 г.р.), и моя тетя Мира Моисеевна Ионес (Курчик, 1930 г.р. – сестра моей матери Фриды Моисеевны Смирновой-Курчик, 1908 г.р.), поделимся с читателем на этих страницах воспоминаниями о судьбах наших родных в труднейшие годы Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг.

…Hаши родители, бабушки и дедушки проживали в местечке Белыничи Могилевской области. Когда началась война, в июне 1941 г., бабушка Рива, дедушка Моисей, их дочери Мира 10 лет, Сара (чуть старше) и сын Эля 15 лет, были мобилизованы на рытье окопов. Именно тогда к Могилеву вплотную подошли немцы. Бабушка вовремя помогла убежать мужу Моисею с дочерью Мирой от немцев, но сама не успела этого сделать. Папа

дочерью пешком смогли добраться до Могилева, где формировался состав для детей, отправлявшихся в эвакуацию. Он умолял начальника эшелона взять их с дочерью с собой. Но мест не было и было жестко сказано: или никто из вас не едет, или едет только ребенок. Так Мира одна уехала неизвестно куда и на какое время. Уже по дороге, на станции в Воронеже, начальница эвакопункта взяла Миру к себе в семью. Девочка понравилась ей тем, что, в отличие от всех остальных детей, подстриженных наголо от педикулеза, имела пышную шевелюру.

Так впоследствии Мира целый год прожила у приемных родителей и все это время по почте искала свою сестру Фриду, которая тогда уже была в эвакуации в Свердловской области. И когда она нашла ее адрес, то одна в 11 лет через всю страну отправилась на станцию Баранча Свердловской области. По дороге у Миры украли все вещи, и она приехала к нам голая, босая и совершенно больная. Но все это было большим счастьем для нее, ведь семья, хоть и не в полном составе, наконец объединилась. Впоследствии в ее жизни был детдом, учеба в педагогическом училище, работа в школе вначале учителем, а затем много лет директором.

Судьба ее отца Моисея сложилась трагически, он тоже был расстрелян немцами, как и еще 800 000 белорусских евреев, погибших во время фашистской оккупации.

Бабушка Рива, ее дочь Сара и сын Эля тут же у окопов были арестованы немцами и отправлены на расстрел. Бабушка и Сара погибли, но бабушка в последний момент сумела оттолкнуть прижавшегося к ней сына. Он остался жив, и дождавшись, когда немцы уйдут, выполз из-под груза трупов и добрался до дома. Но дом был пуст, да и в нем нельзя было находиться. Элю приютила соседка, спрятав его на чердаке. Подышать воздухом он выходил в подвал, где обитали хозяйские куры, только поздно вечером или ночью. Но однажды полицай, проходивший мимо, обратил внимание на внеурочный шум в курятнике, заметил Элю и ребенка снова отправили на расстрел во второй раз. Видимо полученный опыт спас его. Эля был ранен, но спасся и, вместе с Емельяном, братом матери моего другого брата Бориса Курчика, они ушли в лес к партизанам и воевали как разведчики-подрывники. После освобождения Белоруссии в 1944 г., в 17 лет, когда пришла Красная Армия, Эля добровольцем ушел на фронт и погиб 13.03.1945 г. под Кенигсбергом. Наград не имел, но за Родину отдал жизнь. Занесен в «Книгу памяти воинов-евреев, павших в боях с нацизмом 1941–1945».

Еще один сын бабушки Ривы Ефрем был на фронте и участвовал в освобождении Крыма. В ноябре 1943 г. он со своими однополчанами по пояс в ледяной воде форсировал Сиваш, обеспечив проход стрелковых дивизий и удержание оборонительных позиций в Крыму до весны 1944 г. Был ранен и до конца своей жизни жил с замкнутым тазобедренным суставом правой ноги (одеть носок или ботинок не мог и ему приходилось каждый раз кого-нибудь просить об этом).

Такая же судьба постигла и мужа моей тети Миры Моисеевны, Вениамина Иосифовича Ионеса, 1921 г. р., который прошел всю войну с первого до последнего дня механиком-водителем танка Т-34. Трижды горел в танке, был ранен. Участвовал в битве под Москвой, на Курской дуге, освобождал Россию, Белоруссию, Украину, Польшу, Венгрию, Германию, Чехословакию, Австрию.

С боями брал Варшаву, Будапешт, Прагу, Вену. Участвовал в боях за Сандомирский плацдарм, в одном из самых кровопролитных сражений Отечественной войны. Лично на своем танке освободил 300 французских евреев из фашистского концлагеря. Встретился с американцами на Эльбе. Уникальный факт: первый публичный расстрел евреев был в Польше, в городе Пиотрокув, в 1941 г., где перед толпой согнанных на площадь евреев немецкий офицер публично расстрелял гражданского жителя, еврея по национальности. Символично, что еврейский танкист, Ионес Вениамин Иосифович, у которого немцы расстреляли всю семью, в 1945 г., уничтожая фашистов, штурмовал и участвовал в освобождении этого города и его евреев.

Из всей его семьи остался в живых он один, и то только потому, что был на фронте. Последний раз Вениамин Иосифович был тяжело ранен 10.05.1945 г., на следующий день после Победы, спасся чудом. Из его призыва 1921 года рождения с фронта вернулись только 3 человека из 100. Вдумайтесь в эти цифры. Вечная память павшим!

Несколько слов о себе

Из детских воспоминаний: июнь 1941 года, прогулка группы детского сада в поселке Вырица Ленинградской области. Знали ли воспитатели, что началась война, – не уверен. Но вдруг довольно низко летит самолет, а на его крыльях кресты. Команда воспитательниц, и мы все в придорожной канаве, вместе с проживающими там лягушками. Но самолету мы оказались не нужны, все окончилось благополучно. Через несколько дней за мной приехала мама и мы долго ехали до Ленинграда в пригородном поезде, забитом взрослыми и детьми.

Из дороги в эвакуацию помню пульмановский вагон с деревянными скамейками, полно взрослых и детей. В конце вагона две дырки в полу, такой поездной туалет. Мамы прикрывали нас полотенцами, когда появлялась необходимость справить нужду. Еще меня удивляло, что все станции на нашем пути назывались одинаково – «Кипяток», о чем я постоянно спрашивал свою маму. На очередной такой станции все побежали за кипятком с чайниками, а когда вернулись, то поезда уже не было, т. к. начался обстрел и состав отогнали в ближайший лесок. Но обошлось и в этот раз, хотя все сильно понервничали и с трудом отыскали поезд, чтобы продолжить свой путь. Во время обстрелов прятались под вагонами, надеясь, что деревянный пол теплушки спасет от пуль фашистских самолетов.

Потом вспоминаю встречу «выковырянных» (эвакуированных из Ленинграда), как нас называли местные жители, уже за Уральским хребтом. Какая-то женщина взяла нас к себе жить, ехали долго на лошади вглубь леса, как оказалось – на лесозаготовительный пункт. Весь день хозяйка и мама на лесоповале, я дома один, игрушек нет. Выбрался из выделенного нам с мамой угла и

шкафу нашел красивые красные бумажки с портретом В. И. Ленина. Разложил их на полу, а когда вечером пришли взрослые с работы и открыли дверь, то все эти бумажки от сквозняка повылетали во двор. Оказалось, что это была заначка зарплаты хозяйки за прошлый месяц 30-рублевыми купюрами («красненькими», с портретом вождя). Долго рыскали по двору, пытаясь собрать как можно больше бумажек и вернуть их хозяйке. Надо сказать, что меня за это ругали не очень. Хозяйка была очень строгой женщиной, жила одна, но имела запас картофеля на всю зиму. Поэтому ужин у нас всегда был из вареной картошки и кусочка хлеба. Но по праздничным дням картошка была жареная и еще иногда давался стакан молока. Это просто было объедение! С тех пор я очень люблю это блюдо, да и любую кашу ем всегда с молоком.

. . .

…Потом была ст. Баранча Свердловской области, где я закончил три класса начальной школы, хотя вместо тетрадок писать порой приходилось между строк на газетной бумаге. Еще запомнился один праздничный день, когда мама принесла домой патоку (остатки от переработки свеклы на сахар). Оказалось, что она была привезена с большой земли в цистерне, в которой раньше перевозили бензин. Жуткий запах меня не остановил, и это сладкое месиво было съедено мною очень быстро.

1945 г. уже учился в Ленинграде. Жил с мамой вначале у папиной сестры тети Нины вместе с ее семьей из трех человек в одной комнате коммунальной квартиры. Отопление было печным, приходилось колоть во дворе дрова и вместе с Викентием Ивановичем, мужем тети Нины, таскать их на себе на 7-й этаж. Но все равно холод в квартире был ужасный и, ложась спать, мы не раздевались, а одевались как можно теплее. Зимняя шапка на голову тоже не была лишней. В одной из комнат этой квартиры жила женщина, которая работала в институте Пастера, где на кроликах проводили испытания различных лекарств. И вот иногда, за лишних несколько вязанок дров, мы получали такого кролика, умершего неизвестно по какой причине. Никто не думал возможных последствиях и в приготовленном виде это была просто царская пища.

Наша комната, в которой мы жили до войны, была занята проживающими рядом соседями. Они не хотели ее освобождать и только после длительных судебных разбирательств нам удалось туда переехать. В комнате после отъезда соседей из наших вещей ничего не осталось. Все ушло в печку-буржуйку во время блокады. Впрочем осталась металлическая этажерка, а на ней нетронутые 20 или более томов полного собрания сочинений В. И. Ленина. Я был очень удивлен этим фактом, но, уже сейчас, вспомнив обстановку тех лет, решил, что папа поступил очень правильно. Ведь за полчаса тепла можно было расплатиться своей жизнью. Тот сосед, который переселился в нашу комнату во время блокады, постоянно в отсутствии мамы пугал своим пистолетом, обещая убить мою «жидовскую морду». И это прекратилось только после того, как муж тети Нины Викентий Иванович, прошедший войну офицер, пришел к этому соседу тоже с угрозой, которую подтвердил доставшим из кобуры пистолетом. Помню, в 1953 г., когда началось «Дело еврейских врачей», которые якобы хотели отравить самого Сталина, мама пришла домой еще ничего не зная об этих событиях. Ее встретила в дверях соседка, жена полковника, вопросом: «Фрида Моисеевна, ну что мы будем с вами теперь делать?». Так мы потом еще очень долго жили в этой квартире, постоянно озираясь, хотя приходилось пользоваться одним телефоном в коридоре и всегда следить за тем, что говорили. Если маме что-то не нравилось, она моментально делала замечание. «Это не телефонный разговор», говорила она, а то и просто нажимала на рычаг аппарата.

Это – история нашей семьи и мы должны знать ее и помнить о наших близких, у которых была одна вина – они были евреями.