Аванесова (Фиранер) Ханна
Как я уже отмечала (см. воспоминания Ханны Аванесовой из раздела Эвакуация и бегство), наш папа Фиранер Меер Вульфович всю войну прослужил в блокадном Ленинграде в частях МПВО. Он был на казарменном положении. Впоследствии он с гордостью говорил, что был солдатом двух мировых войн и воевал за Россию.
О блокаде он вспоминать не любил. Из того, о чём он рассказывал, помню эпизод о его дежурстве на наблюдательном посту, на крыше Александринского театра, находящегося на Невском проспекте на расстоянии чуть более одной остановки транспорта от нашего дома. В его обязанности входило сообщать в штаб обороны адреса домов, куда во время бомбёжек падали бомбы, сбрасываемые фашистскими бомбардировщиками. Когда он увидел, что бомба попала в дом, где находилась наша квартира, он так и доложил: «Бомба попала в мой дом», за что и получил замечание, что доложил не по форме. В 1942 году папа тяжело заболел и был госпитализирован.
Кроме папы в блокадном Ленинграде оставалась его племянница – моя двоюродная сестра Сара Самуиловна Мереминская (1906 – 1986). Мы звали её тётей, т. к. она была на 30 лет старше нас. В 42 году ей было 36 лет. Это была очень красивая миниатюрная хрупкая женщина, но с железным несгибаемым характером. Тётя Сара на саночках перевезла папу из госпиталя, располагавшегося в Банковском переулке, в свою десятиметровую комнату
В большущей коммунальной квартире на Моховой улице. Это на расстоянии примерно в 2,5 км. Трудно себе представить, как в условиях голодной и холодной блокадной зимы у этой маленькой хрупкой женщины хватило сил и мужества не только проделать этот путь, но и подняться с папой, еле державшимся на ногах, на высоченный 5-й этаж. (Высота потолков в этом доме более 4-х метров). Комната, как и почти всё ленинградское жильё, отапливалась печкой-буржуйкой. В топливо шли мебель, книги – всё, что горело. Водопровод не работал. Несмотря на все трудности, она самоотверженно ухаживала за больным почти умирающим человеком. Каждый день она ходила на Фонтанку, набирала воду из проруби, грела её на буржуйке и мыла лежачего больного – своего дядю. В госпитале она получала папин паёк два раза в день, т. к. при получении завтрака ей не отпускали продуктов, полагавшихся на обед, считая, что до обеда он не доживёт.
И это всё пешком с подъёмом на 5-й этаж. Папу она, слава богу, выходила. Только благодаря её самоотверженности, мужеству и воле наш папа выжил и дожил до Победы. Это поистине было огромным гражданским и человеческим подвигом Сары Самуиловны! Я всю свою жизнь помню, ценю и благодарна ей за это.
После снятия блокады в 1944 году папа был командирован на Ленинградский фронт в войсковую часть для фотосъёмок и оформления фотолетописи этого боевого подразделения. Там его откормили и поставили на ноги.
В сентябре 1944 года по вызову папы мы с сестрой Брониславой и мамой вернулись в Ленинград. Помню. как папа встречал нас на Московском вокзале, как мы ехали на трамвае по Невскому проспекту. Наша довоенная квартира была разрушена, и папа получил комнату в коммунальной квартире в соседнем доме на Невском, дом 27. В эту квартиру мы и вернулись. В сентябре же я пошла в 1-й класс школы.
День Победы 9 мая 1945 года наша семья встречала вместе с новыми нашими соседями. Об окончании войны по радио объявили ночью. Все собрались в нашей комнате. Это была такая радость! Но радость «со слезами на глазах». Конечно же взрослые подняли бокалы за Победу. Вспоминали военные трудности, потери родных и друзей, однополчан. И, конечно, с огромной надеждой говорили о счастливой послевоенной жизни.
В 1945 году папа был демобилизован из армии по инвалидности и поступил на работу фотографом в инвалидную артель «Инкоопрабис» (Кооператив работников искусств). Война и блокада сильно подорвали его здоровье. Папа скончался 10 мая 1952 года.
Папа был награждён медалями «За оборону Ленинграда» и «За Победу над Германией». Папу я помню добрым, честным, интеллигентным и глубоко порядочным человеком.