Лопатин Виктор Аркадьевич родился 8 июня 1933 года в Ленинграде. Образование высшее, врач, доктор медицинских наук. Дочь Ирина живет в Израиле. Репатриировался в марте 1991 года.

У меня было поистине золотое детство… Оно закончилось, когда мне исполнилось 8 лет и началась война. Первое впечатление от войны: бомбоубежище, куда мы перетащили раскладушку. Отец с первых дней войны ушел добровольцем на Ленинградский фронт. Братья папы тоже сражались на фронте.

В течение двух месяцев нас пытались вывезти из Ленинграда по железной дороге, но тщетно… Железнодорожные пути и эшелоны с женщинами и детьми беспощадно бомбили. Помню, детям надевали на ручки клеёнчатые «браслеты», на которых химическим карандашом писали имя, фамилию, дату рождения — для опознания в случае гибели родителей или самих детей.

30 августа 1941 года фашисты захватили станцию Мга и тем самым перерезали сообщение Ленинграда со страной — началась блокада. Замкнулось кольцо вокруг моего города. Бомбёжки были ужасные, а в сентябре начались регулярные артобстрелы города. Однажды около продуктового магазина выстроилась очередь, 15-20 человек. Вдруг раздался какой-то дробный частый стук. Это немецкий самолет на бреющем полёте, так что было видно лицо пилота в кабине, расстреливал из пулемёта мирную очередь. Мама стремительно подхватила меня и мы успели нырнуть в ближайшую подворотню.

Отец периодически навещал нас и отмечал, что обстановка в городе гораздо страшнее, чем на фронте. Папа строго предупредил меня, что я не должен говорить о том, что мы евреи, что папа — коммунист, и, кроме того, потребовал, чтобы мы сожгли все книги классиков марксизма-ленинизма. Он привёз нам бутылки с зажигательной смесью и проинструктировал нас, как ими пользоваться, если немецкие танки окажутся на нашей улице.

В ноябре начался настоящий голод, люди теряли сознание от голода дома, на улице, на работе, умирали от истощения и холода.

В конце февраля 1942 года нам удалось эвакуироваться по льду Ладожского озера, которое назвали впоследствии «Дорогой жизни». Затем нас погрузили в эшелоны, потом на каждом полустанке в вагоны стучали и спрашивали: «Трупы есть?» Я выжил, конечно, благодаря маме. Она отдавала мне большую часть своего пищевого рациона. У мамы была элементарная дистрофия с отёками.

Когда мы прибыли в Челябинск, там же на станции нас пригласили в столовую эвакопункта. Переступив порог, я остановился, остолбенев от изумления… На каждом столе в центре стояла тарелка, полная черного хлеба! И без всякой охраны! Это представлялось мне совершенно невероятным.

Страшные картины блокады: бомбёжки, артобстрелы, руины домов, трупы на улицах на снегу и на саночках, дым и зарево пожарищ, свист бомб, звуки сирен и стук метронома из черных тарелок радио — я запомнил на всю жизнь!

Источник: «Книга памяти. Воспоминания жителей Цфата, переживших ту войну». Израиль, Цфат, 2015.