Я родилась 17 июля 1937 г. Когда началась война, мне было почти четыре года. В 1944 году пошла в школу, но, несмотря на возраст, все, что происходило в те страшные годы, я помню, и картины блокадных дней до сих пор встают у меня перед глазами. Мы жили на ул. С. Перовской (мама, папа, две старшие сестры и я). Одна сестра в 1941 году окончила школу, вторая — в 1943 году. Занятия проходили в подвале школы. На уроках сидели в пальто и перчатках в перерыве между обстрелами. Мама была председателем родительского комитета школы, а папа был отозван на работу на Кировский завод. Он был специалистом по точной механике и оптике, и нужны были специалисты для ремонта каких-то механизмов в танках для наведения огня.

Он приходил домой редко: один раз в неделю или даже десять дней. Папа получал карточку, приравненную к повышенной категории, так как Кировский завод находился на передовой, с поля боя танки шли на срочный ремонт и после него опять уходили в бой. Поэтому он практически и жил на заводе. Мама и мы получали совсем другую карточку, по ней давали по 125 граммов хлеба. Однажды мама принесла хлеб, который по дороге промерз, и чтобы не кушать ледяной, мама решила его подогреть на сковородке, а он просто растаял, так как в нем был столярный клей. Обычно хлеб делили на четыре части, мы очень быстро съедали свою пайку, а хотелось еще, и мама свою пайку опять делила на нас. Так было до тех пор, пока мама не стала от истощения падать в обморок. Тогда папа иногда, приходя с завода, стал приносить какие-то продукты: иногда хлеб, иногда банку американской тушенки и даже кусок мыла. Конечно, это нас поддерживало.

Немцы так близко были у Кировского завода, что их было хорошо видно в бинокль, и отец рассказывал, как они снимали штаны и показывали «задницы». А когда он приходил домой, мы с ним ездили на Неву за водой. На санки ставили большой бак с крышкой. Меня папа сажал на крышку бака, чтобы не расплескалась вода, которую с таким трудом отец поднимал из проруби, а когда приезжали домой, все сосульки мама ножиком отковыривала и клала обратно. Дорога была каждая капля. После уроков средняя сестра, а когда вернулась с торфоразработок, и старшая, пошли работать в 1942 году в госпиталь, который располагался в здании дворца пионеров. Там их кормили супом. Один они съедали там пополам, а вторую порцию в бидончике приносили нам с мамой. Иногда они брали меня с собой, и я перед ранеными декламировала детские стихи и танцевала, как могла, и они аплодировали и угощали иногда кусочком сахара или конфеткой. Сахара не было, поэтому для меня это было колоссальным деликатесом. Дома вместо сахара с чаем сосала хвост селедки, его можно было сосать несколько дней, так как селедка, которую изредка давали по карточкам, была очень соленая. И до сих пор я обожаю селедку и ем хвостовую часть.

Однажды, когда я с сестрой шла из Дворца домой, начался обстрел. Когда мы уже проходили Дом книги, бомба угодила в здание, где сейчас Малый зал филармонии, разрушив его до основания, полетели осколки, начался пожар. И вот один осколок попал в левое плечо моей сестры, прожег пальто и скатился к ногам, оставив жженый след на пальто. Это было чудо. Таких «чудес» было несколько. Однажды, когда я гуляла во дворе, так как двор был закрыт, и мама выпускала меня одну, начался обстрел. Я побежала домой, но что-то толкнуло меня в спину, я чуть не упала, а когда дома сняла шубку — из меня мама вытащила круглый кусочек металла. И еще, когда папа шел домой с завода, тоже начался обстрел, и осколком сорвало шапку с головы, пошла кровь. Так папа и пришел домой, зажав шарфом рану на лысине. Эти три осколка очень долго хранились у нас дома. Помню, какая была радость, когда 7 ноября 1942 года на полчаса дали свет. Это был такой праздник!!! Помню, как из квартир на лестничные площадки выносили завернутые в белые простыни умерших, и мне было очень страшно, когда у них были отрезаны уши и молочные железы у женщин. Потом их уносили в морг, который находился в пристройке к церкви, и двери смотрели в сторону С. Перовской. Зимы были жутко морозные. Окна завешивали одеялами, так как стекла вылетали. Летом, конечно, было веселее немного. Помню, что в Казанском садике были вырыты землянки, и на кучках земли росло то, что сейчас называют сорняками, а тогда это был деликатес: крапива и лебеда. И кто успевал утром срезать (а не вырвать!) ножницами молодые росточки, тот лакомился щами из этих сорняков. Должна сказать, что и сейчас в мае варю щи из крапивы со щавелем, но сегодня они имеют другой вкус… Помню, как в 1944 году был салют в день снятия блокады, а я дергала отца за руку и тащила его в бомбоубежище, крича, что начался обстрел трассирующими пулями и надо прятаться. Ведь до этого я никогда не видела салюта. От этих пуль и зажигалок начинались пожары, а гасили их члены бригад МПВО. На чердаках и во дворах стояли ящики с песком и были щипцы, которыми надо было успеть схватить эту штуку и положить в ящик с песком, чтобы не начался пожар, ведь перекрытия были деревянные. Моя мама и сестра занимались этим делом, так как были в дружинах МПВО, а я в это время с соседями по квартире была в бомбоубежище. Многие дома, в которых находились важные объекты, были маскированы: на крышах были цветные сетки, стены раскрашены в разные цвета. Мне это нравилось, так как было красиво. Потом папа мне рассказывал, что с самолета это выглядело как сад или парк, и их не бомбили! Ведь фашисты старались уничтожить все великолепие нашего наипрекраснейшего города.

Однажды на крыше нашего дома бойцы МПВО поймали диверсанта, который ракетницей подавал сигналы, куда направить огонь врага. В городе это был не единственный случай.

Помню, как после снятия блокады и салюта по Невскому вели пленных фашистов и как женщины (мужчин было единицы) швыряли в них комья снега, конвоиры старались не подпускать к ним близко. Потом пятерых казнили на Дворцовой (тогда ул. Урицкого) — повесили.

Какой был праздник — день снятия блокады, пошли трамваи, с каким подъемом расчищали улицы, иногда в сугробах находили умерших. Одна из историй очень глубоко осела в моей памяти. В конце марта 1944 года в город стала возвращаться жизнь. И вот в нашу 222-ю школу приехало художественное ремесленное училище. Два грузовика с оборудованием и с ребятами разгружались во дворе. Мама была приглашена в школу в честь приезда на праздник, куда они и меня собирались взять с собой. Надо было спешить ко времени, а я очень медленно ела, мама нервничала и торопила меня. И когда мы уже спускались по лестнице, начался обстрел, раздался ужасный взрыв, на лестнице вылетели оставшиеся стекла (а они выходили во двор). Обстрелы хоть и редко, но все-таки еще бывали. Нас отбросило к стене, дом дрожал. И когда все стихло, мы вышли во двор и увидели страшную картину: на месте, где стояли грузовики, зияла воронка, а по двору были разбросаны окровавленные тела. Это забыть невозможно… С тех пор и до сего времени я ем очень медленно. Так это на меня повлияло и вошло в привычку.

Сейчас на этом месте во дворе спортивная площадка. И еще одно событие повлияло на мою будущую жизнь. Однажды, в один из приходов отца домой с завода, мы с ним гуляли, и начался опять-таки обстрел. Все побежали к бомбоубежищу. Перед нами бежал мальчик лет тринадцати или больше.

Его ранило осколком в живот, он упал, потекла кровь. Папа схватил его на руки, и мы «побежали» в госпиталь, который находился на С. Перовской (где потом была больница) в приемный покой. Но когда пришел врач, он сказал, что мальчик умер. С тех пор я начала играть в доктора. Резала животы куклам (они были тряпочные и с опилками внутри) и зашивала их. И когда окончила школу (ту же 222-ю), у меня не было вопроса, кем стать. Я стала врачом (освоила много специальностей (терапевта, хирурга поликлиники, акушера-гинеколога, эндокринолога, дерматолога, уролога, сексолога и психотерапевта), постоянно училась. И чем больше я узнавала, тем больше мне не хватало знаний, и надо было учиться и учиться. Что я и делала. Сегодня мне 78 лет, и только два месяца, как я ушла на пенсию по стечению обстоятельств. Но не собираюсь прекращать свою трудовую деятельность, работаю волонтером в благотворительной организации.

Да и все пережившие те страшные годы не сдаются и остаются в строю, принося пользу.

В заключение хочу сказать, что благодарна своей семье, где я видела только положительные примеры, и своим учителям школы. Какие это были педагоги и просто люди с большой буквы!!! Меня учили те же педагоги, что и моих сестер (я третье поколение учеников 222-й школы). Конечно, не все: многие погибли в Ленинграде, на фронте, но многие вернулись в родные стены. Замечательные люди, великолепно знающие свой предмет, умеющие заставить нас любить науку и жизнь. Не могу не сказать спасибо учителю химии Тараненко Ивану Ивановичу. Приходил на урок в морском кителе. Ушел из школы на фронт и вернулся в нее же. Он никогда не кричал. Только с силой стучал по столу, когда мы выводили его из себя. У меня по химии была тройка, а когда поступала в институт, на экзамене по химии меня спросили, в какой школе я училась и фамилию учителя. Принимающий экзамены, выставляя мне «отлично», сказал: «Жаль, что нельзя поставить двенадцать».

Директор школы Усвят Фаина Абрамовна и учителя по физике, литературе, немецкому языку — это было что-то!!! А какой был у нас классный руководитель с пятого класса. Это была вторая мама. Она знала всех родителей, знала, кто как живет, условия жизни и отношения в семье. Когда мы отмечали 30-летие окончания школы, она еще была с нами. И в разговоре с моей одноклассницей (между прочим, ее отец участвовал в разработке хлеба со столярным клеем) она вспомнила, в каком пальто ходила ее мама и где у них стоял буфет, на котором всегда стояла ваза с цветами. Есть ли сейчас такие классные руководители? Мы с одноклассниками встречаемся каждый год (правда, нас уже мало — кто умер, кто уехал, кто не выходит из дома). Мы до сих пор общаемся и помогаем друг другу. И в этом заслуга наших учителей.

Можно много говорить о тех страшных годах, и очень трогательно сознавать, что сегодняшние учителя моей школы чтут память о людях, о которых Маяковский сказал: «Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире прочнее гвоздей».

Очень приятно, что в школе есть музей, где есть фотография моего класса. Появилась мемориальная доска в честь учителей, не пришедших с фронта и погибших во время блокады, продолжавших учить ребят в невероятно тяжелых условиях. И большое спасибо, что ежегодно приглашают нас в эти памятные дни в родные для нас стены. В этом году нам показали фильм о жизни нашей школы в годы войны, называли фамилии учителей и учеников, помогавших сохранить школу от последствий бомбежек. Я была приятно удивлена, когда среди перечисленных фамилий услышала свою. Это относилось к сестре и маме, которые, как я говорила выше, участвовали в бригаде МПВО, тушили зажигалки. Мой отец и моя старшая сестра награждены медалью «За оборону Ленинграда», а отец и медалью «За доблестный труд в годы войны».

Все, что я помню, не поместить в маленькой статье, — можно описать только в многотомнике. Страшно слышать, что творится сегодня на Украине, слышать о возрождении фашизма, извращении истории. И пусть в других странах сегодняшнему поколению, да и последующим, никогда не придется испытать ужасы войны, третьей мировой.

Источник: «Так было… Дети войны о Холокосте». Воспоминания детей войны — блокадников Ленинграда и выживших в Холокосте. Санкт-Петербург, 2021.