Публикации
Статьи
Книги
Повести, очерки, рассказы
Видео
Материалы научных конференций

Кутузов Александр. «Эвакуация населения из Ленинграда 1941 – 1942 гг.».

«Эвакуация (воен.) (от лат. evacuo – опоражниваю), вывоз (вывод) раненых и больных, населения, военнопленных, поврежденного оружия и техники, воен. имущества, нар.-хоз. ценностей из р-нов боевых действий в тыл»[1].

Несмотря на то, что эвакуации населения уделялось значительное место почти во всех книгах о блокаде, долгое время посвящены этой проблеме были всего две статьи[2]. В дальнейшем огромный вклад в изучение проблемы внес В. М. Ковальчук. Эвакуация в его трудах описывается с точки зрения организации мероприятий по ее осуществлению[3]. Однако, за рамками его исследований, остались вопросы пропагандистского прикрытия эвакуации рабочих ленинградских оборонных предприятий[4]. Серьезно занимается темой эвакуации В. В. Яробков[5]. Вопросы эвакуации населения поднимались и в восьмом выпуске сборника статей и воспоминаний «Великая Отечественная война: правда и вымысел»[6]. Особо следует выделить чрезвычайно интересную работу, в том числе и по воссозданию процесса эвакуации населения из Ленинграда, проведенную В. Л. Пянкевичем, на основе высокопрофессионального анализа дневников и воспоминаний[7].

Следует особо отметить и авторов-составителей сборников, таких как известные историки блокады А. Р. Дзенискевич и Н. А. Ломагин, которые впервые ввели в научный оборот ранее неизвестные документы[8], что существенно облегчило разработку темы. В настоящее время Архивный комитет Санкт-Петербурга запустил в действие интернет-проект «Ленинград в осаде». С 31 января 2014 года на портале spbarchives.ru выложены более 600 листов архивных документов блокадного периода, в том числе и про эвакуацию[9]. Эта статья основана на данных, хранящихся в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб),  Мы имеем в виду воспоминания, которые собирались сотрудниками Ленинградского партийного архива во время блокады и сразу после ее окончания. Они очень откровенны и большинство из них ранее не публиковались. Это рассказ о мужественных людях, отстоявших Ленинград, город, где впервые за всю войну, немцы были остановлены.

Германские войска прошли от границ Пруссии более 600 километров за 18 дней. До Ленинграда оставалось чуть более 100 километров, на преодоление которых противнику потребовалось два месяца[10].

Эти данные характеризуют сложность процессов эвакуации населения, проходившей в условиях массового призыва мужчин, работников ленинградских райкомов и заменой их женщинами. Первый период эвакуации, доблокадный, начался 29 августа 1941 года и закончился 8 сентября 1941 года падением Шлиссельбурга и окружением города с суши[11]. В это время шла организованная эвакуация из города, которую можно разбить на два потока. Первый из них – эвакуация и реэвакуация детей. Второй – эвакуация промышленности. В июле – августе параллельно шла эвакуация матерей с детьми и беженцев.

Сама дата начала эвакуации детей, 29 июня, опровергает, кочующее из одной книги в другую мнение о том, что «начало эвакуации запоздало и проводилась она без учета обстановки, складывающейся на фронте»[12]. При этом не принимается во внимание то, что 26 июня в войну против СССР вступила Финляндия. Другое дело, что довоенные эвакуационные планы в Ленинграде разрабатывались на случай финской войны и детей стремились спасти от бомбовых ударов, рассредоточив их вокруг города. Однако ленинградское руководство не смогло вовремя внести коррективы и начать массовую реэвакуацию детей. Поэтому со второй частью высказывания можно согласиться.

А. М. Павлов, секретарь парткома Варшавского железнодорожного узла, вспоминал, что в июле эвакуация детей проходила организованно. В день с вокзала отправлялись два поезда, на которых город покидало 2 – 2,5 тыс. детей. В пути детей кормили бутербродами. Несмотря на распоряжение не допускать на вокзал родителей, матери все равно прорывались. И впоследствии им стали разрешать наблюдать за детьми, уже рассаженными в вагоны. Было много разговоров о том, что неизвестно куда везут детей, работники вокзала давали объяснения, более того они задерживались на работе, помогая обслуживающему вагон персоналу. Ведь дети были от 2-х до 6-ти лет, а на вагон полагалась всего одна медсестра и две сиделки[13].

Б. Г. Сочилин, второй секретарь Василеостровского РК ВКП (б), вспоминал, что во время эвакуации в Ленинграде не было ни сутолоки, ни паники. Партийный актив информировался о положении под Ленинградом на трех активах – в конце июля, в августе и начале сентября. Там всегда присутствовали Жданов, Ворошилов и Кузнецов. Всегда жизнерадостный, бодрый и веселый А.А. Жданов на последних двух активах выглядел утомленным. Видно было, что человек недосыпает. То же самое можно было сказать об А.А. Кузнецове и К.Е. Ворошилове»[14].

Но чем ниже по социальной лестнице мы спускаемся, тем меньше информации о реальном положении дел под Ленинградом. В июле люди не хотели эвакуироваться. З.В. Виноградова, секретарь Дзержинского РК ВКП(б),  вспоминала, что жить в Ленинграде тогда было хорошо. Положение было такое – дают поезда, а они пустые![15] С ней полностью согласен секретарь Фрунзенского РК ВКП(б) П.А. Иванов: «ленинградцы не хотели уезжать из своего любимого города <…> приходилось <…> личным примером показывать пример остальным»[16]. Так, парторг ЦК завода им. Козицкого, в порядке личного примера эвакуировал свою семью[17].

Главной причиной этого явления было то, что большинство не верило в серьезность угрозы. Возможно, на последнюю роль в этой наивной вере сыграли излишне оптимистические сообщения прессы.

Описывая агитационную работу, проводимую среди населения Е.Н. Бурмейстер, отмечала, что нужно было доказывать необходимость эвакуации: «Была попытка послать письмо т. Жданову с просьбой оставить детей. Инициатором этой попытки была одна учительница-полька, позднее разоблаченная и удаленная из Ленинграда как опасное лицо… всех матерей в домохозяйстве я уговаривала эвакуировать детей. Это было в августе и в это время Ленинград жил еще хорошо… Когда же начались бомбежки, то про меня в доме говорили – да, это человек, который знал, что делал. Как я узнала позднее, проживающая со мной в одном доме депутат Московского райсовета Л… агитировала жителей-матерей написать письмо Жданову. Такое письмо было написано. Матери писали, что не боятся трудностей и просят оставить их детей. Когда ребятишки перемерли и погибли, Л… просто должна была выехать из дома, так ненавидели ее матери»[18].

А. М. Андрушкевич описала реэвакуацию детей из Лужского района: «нам в течение суток пришлось обойти 7 детских садов и дать задание к определенному сроку привести детей и весь инвентарь на вокзал. Одна из заведующих (Г…) не выполнила распоряжение РОНО, <…> а осталась с детьми на даче, ожидая распоряжения своего начальства» Ее детсад принадлежал Водоканалу, следовательно, был ведомственным и, по-видимому, не вполне подчинялся районному отделу народного образования. Когда матери не увидели своих детей на вокзале, то «пустились в поход разными путями за детьми» и успели их забрать до начала артиллерийских обстрелов: «зав. Г… с 5 детьми и с частью мягкого инвентаря на грузовой машине побывала на линии огня и, вернувшись в Ленинград совершенно седая, была направлена в психиатрическую больницу. Если бы она была здорова, ее бы судил трибунал за недисциплинированность»[19]. Однако в ряде случаев реэвакуация детей началась стихийно. А. И. Хитрова, занимавшая в то время должность инструктора РК партии Московского района, вспоминала: «Когда немцы стали приближаться к Пестово, матери толпами, с криками приходили и просили вернуть ребят. Некоторые, не ожидая организованной отправки ребят, ехали сами, шли даже пешком и брали ребят»[20].

Наряду с излишне оптимистическими сообщениями печати и радио со второй половины июля по Ленинграду распространяются слухи о неудачной эвакуации детей, что отразилось на эвакуации матерей с детьми. В некоторых случаях матери с детьми просто боялись уезжать, и даже в первой половине августа многие или просто не приходили, или же возвращали повестки и оставались в Ленинграде, отмечал в своих воспоминаниях зав. РОНО Свердловского района А. М. Скоробов: «Вторая половина августа характерна тем, что население само начало приходить за этими повестками и просить дать им посадочный талон. А с двадцатых чисел августа от нас прямо уже требовали их отправить и чуть не били нас…»[21]. Однако в это время из-за бомбежек и разбитых мостов просьбы всех желающих удовлетворить уже не могли. Занимавшаяся в это время эвакуацией Московского района А.И. Хитрова вспоминала: «И тут начался сумасшедший дом! Как только по радио сообщались плохие вести, так матери толпами шли, требовали немедленно их вывозить с ребятами, как только было на фронте немного лучше, так ехать не хотят. Творилось что-то невероятное»[22].

Впоследствии, заведующий отделом торговли Исполкома Ленгорсовета Иван Андреевич Андреенко, после выступления по радио, в конце декабря 1941 года неофициально скажет журналистам: «Конечно, когда-нибудь этакий синклит из историков, врачей и экономистов, вооружившись неопровержимыми данными, будет упрекать нас в неверной стратегии сохранения продовольствия. Дескать, надо было проводить более быструю и жесткую эвакуацию населения – а мы-то в нежелании ленинградцев уезжать из города видели проявление высоких патриотических чувств»[23].

Второй поток – эвакуация промышленных предприятий, которая проводилась более организованно, поскольку находилась под контролем ГКО, сыграл свою роль и предшествующий опыт. Относительно эвакуации заводов хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство. Директор завода «Вулкан» Е.И. Красовицкий вспоминал: «В основном уезжали у нас семьи – дети и жены наших рабочих… Затем – эвакуация оборудования, все оставшиеся на заводе мужчины были сформированы в бригады…»[24] Поэтому процесс вывоза предприятий был напрямую связан не только со спасением рабочих, но и со спасением их семей. Рабочие, как правило, покидали город после отправки станков. По-видимому, именно с этим обстоятельством и связано то, что осенью 1941 года на судах людей вывезли меньше, чем на самолетах.

На 1 января 1941 года в Ленинграде зарегистрировано 3 217 062 жителя[25]. После 8 сентября 1941 года, дня, когда Ленинград оказался в сухопутной блокаде, в городе оставалось около двух с половиной миллионов человек. Ленинград покинуло немногим более 636 тысяч женщин и детей[26]. Осенью 1941 года значительная часть беженцев, из оккупированных противником областей, не смогла покинуть Ленинград. Именно это и объясняет огромное число оставшихся в городе людей. Ведь кроме процесса вывоза населения на 1 октября 1941 года в Красную Армию и Военно-Морской Флот было мобилизовано на свыше 431 тысячи человек, а в Ленинградскую Армию Народного Ополчения, истребительные батальоны и партизанские отряды – 156 413 человек. В сумме это составляет свыше 587 тысяч человек.

Второй период длился до 6 декабря 1941 года, дня, когда разрешили эвакуацию по военно-автомобильной дороге. Период можно разбить на два этапа: первый – с октября по 15 ноября 1941 года (конец навигации).

Впрочем, предоставим слово парторгу ЦК ВКП(б) Кировского завода[27]  М. Д. Козину: «товарищ Сталин позвонил товарищу Жданову и попросил направить группу хозяйственных работников для организации выпуска танков на Урале <…> Андрей Александрович вызвал нас вечером, а утром нужно было лететь <…> Зальцман со своей группой улетел в Москву. В этот же день его принял товарищ Сталин. И, по предложению этой группы, было принято постановление Государственного Комитета Обороны о переводе всего производства танков на Урал»[28].

В своих воспоминаниях М. Д. Козин отмечал, что пароход «Конструктор» «попал под бомбу, и там большинство погибло, там больше были рабочие 174 завода»[29]. Командующий Ладожской военной флотилией В. С. Чероков выделил для эвакуации самые боеспособные и быстроходные корабли: – «Конструктор» и «Пурга». 4 ноября с наступлением темноты сторожевой корабль «Конструктор», приняв на борт более 350 пассажиров, начал движение из бухты Морье в Новую Ладогу. Вражеский бомбардировщик, летевший на высоте 150 – 200 метров обнаружил «Конструктор» на лунной дорожке, сбросил две бомбы. Они упали за кормой. Но тут подоспел второй «юнкерс». Одна из его 250-килограммовых бомб попала в корабль. Моряки с огромным трудом удержали его на плаву. Подошедшая вскоре канонерская лодка «Бурея» сняла уцелевших пассажиров и часть экипажа[30]. Кстати, «Конструктор» – флагман флотилии и его потеря была очень большим ударом[31]. Один тот факт, что в эвакуации рабочих 174 завода, принимал участие лучший корабль, показывает, какое значение придавалось вывозу из города высококвалифицированных специалистов по производству.

«Андрей Александрович Жданов <…> вызвал начальника Ладожской флотилии и выяснил, сколько баржей, сколько пристаней и можно ли грузить. Тут начинается строительство пристаней и барж для перевозки оборудования нашего <…> и Ижорского завода <…> В сутки нужно было отправлять тысячи людей баржами, пароходами через Ладогу и самолетами <…> Ехать не хотели, не все знали тогда обстановку в Ленинграде. Мы сказали, что ехать придется с 20 килограммами багажа, а остальное должно остаться <…> при переправке два самолета были подбиты. Один <…> совсем, а другой сел на нашу территорию <…> С момента переброски нашего оборудования было положено начало использованию Ладоги <…> Эвакуация закончилась в ноябре месяце» – вспоминал М. Д. Козин[32].

«А не хотелось наверно, уезжать рабочим из родного города в тыл?» – спросил писатель А. Фадеев. – «К тому же, как известно, много тысяч рабочих было эвакуировано самолетами. Ведь они могли взять с собой очень мало пожитков?

— Разное бывало, – с улыбкой ответил Мужейник – Но все-таки я так скажу: народ легко поднялся. Вы спросите, почему? А потому, что кировские рабочие знают, что никогда ни Ленинград, ни завод не будут под немцами и что кого-кого, а уж кировцев обязательно возвернут на родные места»[33].

Само понятие «эвакуация населения» предполагает своевременный вывоз людей из мест, где им грозит опасность. В Ленинграде получилось иначе. В октябре, когда смертность еще не стала массовым явлением, руководство, надеясь на скорый прорыв блокады, вывозило из города оборудование и рабочих, благодаря чему на востоке страны развернулось массовое производство необходимого фронту оружия победы. Логика военных действий несколько отличается от гуманизма мирного времени. Один из основополагающих принципов морских баталий, соблюдавшийся немцами, англичанами и американцами: «…боевые задачи являются приоритетными по сравнению со спасательными операциями»[34]. Но не только моряки мыслили подобными категориями.

Ладожское озеро является одним из самых бурных озер в мире, а осеннее время отличается особенно большим количеством штормовых дней, причем особенно неприятным является свойство Ладоги менять свое состояние по два-три раза в сутки[35]. Так 17 сентября шторм разбил баржу на борту которой находилось 300 человек. Спасти всех не удалось[36].

По более поздним данным, на барже под номером 752, ведомой буксиром «Орел» погибло 1200 человек[37]. 16 сентября весь личный состав курсантов, оставшихся в ВВМИОЛУ им. Ф. Э. Дзержинского, прибыл на Финляндский вокзал, где их посадили на поезд и отправили к Ладоге. Дальше они должны были следовать по озеру до Новой Ладоги, далее по железной дороге на Волховстрой, после до Череповца и затем на Большую землю. В Осиновецком порту (так переименовали рыбацкий поселок несколько дней назад) собрали все способное держаться на воде. Большая старая баржа № 752 служила раньше для перевозки скота. Кроме 408 человек курсантов и преподавателей училища туда погрузили еще около 800 человек из других организаций, а также неорганизованных пассажиров. На барже оказалось около 1500 человек, кроме того автомобили и различные грузы, занявшие всю палубу. Людей поместили в трюм. От Осиновца до Новой Ладоги 150 километров, примерно 15 часов хода. Пассажиры спали. Часам к трем ночи с 16 на 17 сентября поднялось волнение. Буксирный трос, соединяющий баржу с буксиром «Орел» лопнул, деревянная обшивка баржи разошлась. Под тяжестью спасавшихся от заливающей трюм воды людей трап на палубу рухнул. Оставшиеся оказались взаперти. Среди курсантов находился чемпион училища по борьбе Тарасов. Он лег на спину и ногами проломил находившиеся над головой доски палубного настила. Курсанты стали сталкивать в воду автомобили и груз, но это не помогло. «Орел» не мог подойти из-за шторма. Немецкие самолеты поливали свинцом. Волны сбрасывали за борт. Запаниковали женщины и дети. Курсанты вели себя мужественно. Паника прекратилась. Волны сняли с баржи верхнюю палубу. Люди, помогая друг другу, пытались добраться до буксира. На борт буксира было поднято 216 человек. Только из Дзержинки погибло 324 человека, из ВМГТУ им. Орджоникидзе – 176, из ВМЕДА – 182 выпускника, из Картографического отдела ВМФ – 43 человека, из Гидрографического управления ВМФ – 44 человека, 28 человек – члены начальствующего состава и дети…

Это был поистине «золотой запас» флота. Набор в училище 1941 года был уникальным. На 500 мест на первый курс было подано 17 тысяч заявлений![38]

Немецкие летчики вели охоту за плохо вооруженными судами, а сколь — либо серьезных противостоящих им военно-воздушных сил в наличии не было. Всего водным путем с 12 сентября вывезли из Ленинграда 33 479 человек[39]. Официально навигация окончилась 15 ноября из-за рано начавшегося ледостава. С этого дня до 6 декабря самолеты становятся единственным доступным видом транспорта. За каждый сбитый советский транспортный самолет немецкое командование устанавливает большое денежное вознаграждение[40]. Сопровождая воздушные караваны, советские летчики-истребители совершают в среднем по 60 – 70 боевых вылетов в месяц. Их американские коллеги считали, что даже 30 – 40 вылетов за то же время находится за гранью человеческих возможностей[41]. Бывали дни, когда в полках сопровождения оставалось всего по 3 – 4 исправных самолета[42]. В ноябре фашисты повредили воздушный корабль, на котором находились дети. Машина стала отставать от группы ПС – 84. Было убито и ранено несколько ребятишек. Отбив атаку, свободные члены экипажа бросились на помощь. Ни криков, ни стонов. «Дяденьки летчики, не надо нам помогать, дайте только бинтов побольше. Мы сами себя перевяжем. А вы скорее идите к пулеметам…» — просили ребята[43]. С конца ноября к исходу декабря самолетами на другой берег Ладоги было переброшено 35 114 человек. Всего с 10 октября по 25 декабря – 50 099 человек. В их число входило около 30 тыс. рабочих и специалистов Кировского, Ижорского, Металлического заводов, несколько тысяч раненых, женщин и детей[44]. Сравним между собой количество вывезенных на судах – 33 479 и самолетах 50 099. Но ведь корабль вмещает больше пассажиров, чем самолет. Видимо, на суда грузили в основном оборудование предприятий.

Третий период эвакуации начнется с 6 декабря 1941 года и завершится 12 апреля 1942 года, когда вывоз людей по ледовой трассе завершится из-за распутицы. Этот период можно также разделить на два этапа: первый с 6 декабря 1941 года по 22 января 1942 года, когда ощущалась общая нехватка автотранспорта и горючего, бремя эвакуации легло на плечи ленинградского руководства. Кроме того до конца декабря продолжалась эвакуация по воздуху. Второй – с 22 января 1942 года (постановление ГКО об эвакуации 500 тысяч ленинградцев), когда после поражения немецких войск под Москвой силы всей страны были брошены на помощь Ленинграду. Трагедия состояла в том, что помощь для многих пришла слишком поздно.

Вот как описывается встреча эвакуированных детей в Череповце: «Детей у нас на борту 26, — сказал командир корабля. С ними воспитательница и няня. Ребятишки настолько оголодали, что придется выносить на руках… Детишки были легкие, словно пушинки…»[45] Начальник Череповецкого пункта П. Е. Малков сетовал: «Что делается, что делается!.. В поезде целый вагон покойников – мужчины, женщины, дети. Не доехали…»[46]

Автору статьи в этом году довелось побывать в Череповце. Вместе с коллегами возложили цветы на мемориальном кладбище у памятника ленинградцам. Немолодая женщина с наполовину парализованным лицом крошила на стелу хлеб. Слетелись птички. Мы разговорились. Она рассказала похожую историю про вокзал и поезд, где обезумевшая от горя ленинградка, не желала отдавать мертвого ребенка… и упала на раскаленную печку-буржуйку.

До поры до времени голод блокадного Ленинграда скрывали. Мы не должны забывать и о том, что параллельно с обороной Ленинграда шла битва за Москву и основные ресурсы страны были брошены в это сражение. Как только оно завершилось победой, Ленинграду оказали необходимую помощь. А после организации массовой эвакуации ленинградцев зимой 1941 – 1942 годов скрыть от остального населения СССР голод в блокадном Ленинграде было невозможно. Однако, «прозрение» наступит уже после победоносной битвы под Москвой. Так будет выиграна «психологическая война». Дело в том, что голодала вся страна, и, читая сообщения о трудностях и лишениях ленинградцев, люди думали, что в Ленинграде то же самое положение вещей, что и в других регионах. Ну, может быть чуточку хуже. Вид ленинградских дистрофиков вызвал дополнительный импульс ненависти к противнику.

Из Ленинграда было вывезено три четверти промышленного оборудования. Значительная часть – осенью 1941 года и зимой 1941 – 1942 гг. Карл Барц в своей книге «Свастика в небе» напишет: «Чем дальше немецкие войска продвигались на восток, тем обширнее становились пространства России. А далеко за Уралом возникали новые русские авиационные и танковые заводы…»[47]

Выступая 16 апреля 1944 года на общегородском пленума партийного актива А. А. Кузнецов отметил, что на строительство Ледовой трассы по требованию Андрея Александровича Жданова были посланы лучшие коммунисты в качестве комендантов, водителей и т.п[48]. Н. А. Рибковский, работавший в декабре 1941 года в горкоме партии, вспоминал, что была дана установка подобрать для Ладоги людей способных, выносливых. Эти указания спустили в райкомы, но ходили и смотрели людей сами. Оформляли, буквально, в течение какого-нибудь часа. Не было никаких уговоров, наоборот, бывало, получит человек направление, и звонит жене: «Извини, что не приду. Нужно срочно уехать, подробности напишу». Случаев отказа не было. Большое внимание уделялось организаторским способностям…[49] Подтверждает это и стенограмма воспоминаний В. П. Белинского, которого в 1942 году вызвали в Смольный и предложили организовать эвакопункт на Ладоге. Напомним, что эвакуационный пункт – место сбора рассредоточиваемого и эвакуированного населения[50].

«Нагрузил свои машины, забрал семью (жена, сын и дочь) и поехал, хотя жена совсем слаба. Дочка – совсем маленькая, грудная. Я … поехал в Бор.<исову> Гриву. 22 февраля была сильная бомбежка Жихарева… Я закрыл своим телом ребят, а кругом ложились снаряды… Когда я работал на эвакопункте, я получил телеграмму от незнакомого человека, который сообщил мне, что умерла … моя жена, и вызвал приехать … чтобы устроить как-то детей… Меня не пустили, так как был самый разгар эвакуации. Я не поехал, а послал за бабкой… Подкрепил и отправил в Ярославль. Бабка разыскала там сына, дочь к тому времени уже умерла. В мае 1942 года, когда закончилась кампания зимней эвакуации… я поехал к семье, с трудом разыскал сына и бабушку, и в июне они приехали сюда»[51]. Надо думать, что это была не единственная трагедия, вызванная сильным чувством ответственности за судьбы эвакуируемых ленинградцев.

Комиссар эшелонов 390 ОАТБ 102-й военно-автомобильной дороги (1941 – 1942 гг) Н. В. Зиновьев вспоминал: «В Борисову Гриву прибыл эшелон поездом с людьми. Нам дали распоряжение забрать этих людей и срочно перебросить на ту сторону. Наши машины только-только пришли с грузом. Разгрузили их и тут же забираем людей, везем. Вот, когда такие срочные погрузки были, тяжело очень было – совсем без отдыха ведешь погрузку, едешь опять. И народ-то жаль. Все они измученные, окружают тебя, просят помочь. Не знаешь, что и делать. Конечно, обычно, в первую очередь берешь тех, у кого ребятишки. Даешь распоряжение шоферу, чтобы он аккуратнее обращался с машиной. Помогаешь людям лучше загрузиться, успокаиваешь людей, так как нервничают многие. Ребятишек стараешься посадить в середину, чтобы было теплее. Даешь указание шоферу, чтобы скорее вел машину, чтобы быстрее перебросить на ту сторону.

Бывали здесь и случаи смерти. Борисова Грива. Сидит человек лет сорока. Хорошо одетый, в хорошем пальто, видно, что человек интеллигентный, но настолько слабый, что сидит на снегу, держит в руках кусок хлеба, а есть этот хлеб сил не имеет. Подошел я к нему, помог поудобнее сесть, но этот человек так и не дождался погрузки, умер.

Были и несчастные случаи в дороге из-за неаккуратности шоферов. Были у нас такие “лихачи” … мчится … ударяется о другую машину. Борт этой машины отскакивает и женщине, сидящей в машине, отрывает голову. Оказалось, как потом выяснили, ехала мать с дочерью, дочери оторвало голову, мать осталась, конечно, заплакала старуха. Много тяжелых картин было! Особенно тяжело … при погрузке. Каждый хочет ехать раньше, в первую очередь. Были случаи, когда шоферы пользовались этим, брали деньги, вещи и перевозили в первую очередь. Один шофер взял часы и 2000 рублей деньгами. Это дело выяснилось. Привез этот шофер женщину на ту сторону, а та разговорилась с другой, переехавшей тоже озеро. Спрашивает:

— Как доехала?

— Хорошо.

-А что стоило?

-Ничего.

-А я дала часы и 2000 рублей деньгами.

Этот разговор слышал рядом стоявший мужчина, он заинтересовался, стал выяснять, выяснил, какой шофер, и передал дело в военный трибунал. Шофер получил за свой позорный поступок 10 лет строгой изоляции»[52].

«Налеты немцы делали очень частые на трассу. Сопровождая эшелон погиб комиссар Петроградского района Захаров. … Трассирующая пуля попала в бензобак машины (бак в этой машине под сиденьем) и Захаров сгорел. Налеты иногда были очень интенсивны. Особенно он зверствовал в декабре и январе. Немцы тогда очень сильно бомбили дорогу. Что они делали? Смотрим, летит самолет с нашими опознавательными знаками. Наши зенитки молчат. Вдруг самолет открывает ураганный огонь… Конечно, такой самолет разобьет эшелон. Позже уже, когда установилась хорошая, прочная трасса, по всей трассе были поставлены грузовые машины с нашими зенитками и пулеметами… которые днем и ночью дежурили… Правда, бывали случаи, что и не знаешь откуда появится враг»[53]. Военно-автомобильную дорогу через Ладогу и перевалочные базы на берегах озера прикрывали части отдельного Ладожского района ПВО[54].

В самом начале эвакуационная комиссия плохо организовала перевозку людей по Ладожскому озеру и переправку их на восточный берег. Сотни людей неделями ждали на пунктах сбора, порой они вынуждены были возвращаться обратно в город, так и не дождавшись своей очереди отправления[55]. На всех не хватало транспортных средств, через Ладогу эвакуированные шли пешком[56]. В непогоду они часто сбивались с трассы, блуждали по льду, их розыски были нелегким делом[57]. Многие погибали в пути или на восточном берегу.

Транспортный вопрос решили, разместив согласно решению Военного Совета Ленинградского фронта, два контрольных поста по задержанию идущих порожняком машин. Этот транспорт направляли к кинотеатру «Звездочка», где был организован эвакопункт. Там эвакуированных сажали в машины и направляли через Ладогу[58]. По дороге через озеро машины застревали. Их можно было видеть от Кабоны до Сясьстроя. В машинах замерзали эвакуированные. Деревянные дома всех не вмещали, а обогревательных пунктов еще не было. Поэтому вывозимое население ночевало у костров в лесу, демаскируя трассу. Впоследствии из-за этого разводить костры запретили. На 22 января 1942 года по военно-автомобильной дороге вывезли 36 118 человек. Это было меньше, чем эвакуировали на самолетах. В первом квартале 1942 года в Ленинграде находилось 2 116 тыс. человек. Среди них было 32,5% иждивенцев, а это никак не меньше 700 000 человек[59].

Со второй половины января 1942 года в дело вступают московские власти. 17 января 1942 года на совещании у заместителя председателя СНК СССР А. Н. Косыгина обсудили вопрос о вывозе населения из Ленинграда. Для этих целей решили выделить автобусы за счет Москвы и других городов[60]. 19 января 1942 года для руководства эвакуацией был отправлен А.Н. Косыгин, вместе с ним в Ленинград прибыл ряд ответственных работников Совнаркома СССР и Московского комитета партии: И.М. Андреев, А.С. Болдырев, А.К. Горчаков, А.Г. Карпов, А.Ф. Куранчев, Г.А. Малявин, А.М. Протасов[61]. Московский Совет депутатов трудящихся направил в Ленинград 40 автобусов[62]. Ярославль – 60 грузовиков, Горький – 200. Прибывали машины и из других городов[63].

22 января 1942 года ГКО принял постановление эвакуировать 500 тыс. ленинградцев. С этого дня вывоз населения из города приобрел общегосударственное значение[64]. Начальник транспортного отдела МГБ станции Волховстрой майор госбезопасности С. И. Куликов вспоминал, что после декабрьского разгрома противника под Волховстроем в январе 1942 года за месяц организовали строительство 37-километровой ветки Войбокало-Кабоны к ледовой дороге. Дорогу пустили в срок, установленный правительством – 15 февраля. Большая часть рабочих-ленинградцев была истощена. Люди падали на производстве, желая выполнить нормы. Ленинградцы показывали пример остальным рабочим. После окончания этого строительства начался основной поток эвакуации людей и оборудования из Ленинграда»[65]. Возможно, вывоз оборудования и стал причиной того, что значительное количество людей эвакуировалось весной.

Секретарь горкома комсомола по агитации и пропаганде Ф.С. Октябрьская вспоминала: «Весной началась эвакуация через Финляндский вокзал. Мы послали туда дежурить лучших комсомольцев. Они там оборудовали комнату, привели в порядок вокзал, мыли его и чистили, подвозили ослабевших. Для этого были подобраны саночки. Мы их набрали более двадцати пяти. Работала специальная комиссия по эвакуации и она послала по адресам с саночками. Наши комсомольцы работали там продолжительное время – больше двух недель»[66].

Начальник эвакопункта в Кобонах В.П. Былинский вспоминал, что в апреле, когда Жихаревский и Лавровский эвакопункты прекратили свою работу в связи с распутицей, остался только пункт в Кабонах. Воды было по колено, а отправка населения из Ленинграда доходила до 18 – 20 тысяч человек в сутки. Для создания запасов были мобилизованы машины из города, с фронтов, с Ярославля. Чтобы они не шли порожняком из Ленинграда, отправляли людей. Трудность отправки из Кабон заключалась в том, что путь был однопутный. Рельсы ведь положены были по снегу. Все хорошо держалось во время морозов, и то, скорость была ничтожная – 8 – 9 км/ч. В распутицу скорость снизилась до 3-х км/ч как максимум. В Ленинград шли боеприпасы, пополнения воинских частей, продовольствие. Пропуск эшелонов с людьми задерживался. Эвакопункт был в состоянии ежедневно направлять 3 – 4 эшелона, а людей набиралось на 10 – 12. Люди задерживались на 2 – 3 суток под открытым небом. Днем согревались от солнышка, а ночью замерзали. Ночью все было затемнено, костры разводить запрещали. «Все дома полны людьми… Церковь была набита битком… Идешь ночью к посадочной площадке, слышишь крик: “Мамочка, не умирай, как я останусь одна!” Идешь на крик, видишь лежит женщина, глаза стеклянные около нее девочка лет 8 – 9, истощенная, худенькая, тормошит свою мать… Мать, конечно умирает, подберешь ребенка, отправишь в санчасть. Сколько было таких случаев! В ту пору в санчасти и на кроватях и между кроватей лежали люди». Воздух там стоял жуткий, ведь ехали больные, с поносом. Особенно большая смертность была в апреле. Тогда умерло человек 200. За все время в Кобонах умерло человек 400. Особенно большая смертность была среди административно выселяемых (спецэвакуация)[67].

Майор госбезопасности С.И. Куликов обращал внимание на то, что все поезда с ленинградцами встречались выделенными по общественной линии группами железнодорожников и членами их семей. В их задачу входило: помощь ослабевшим, некоторых на руках снимали с поезда и под руки выводили из вагонов, организация питания, контроль столовых, оказание медицинской помощи, контроль за своевременным движением поездов с эвакуированными[68].

Н. В. Зиновьев вспоминал: «Я получил назначение комиссара эшелонов и был направлен в 350 отдельный транспортный батальон, который входил в 17-ю бригаду … Перед бригадой стояла задача – эвакуация населения из Ленинграда и снабжение продовольствием, боеприпасами Ленфронта и Ленинграда. Бригада состояла из нескольких автотранспортных батальонов. Автотранспорт состоял из больших 3-тонных “ЗИС”ов и 5-тонок “ЯК”, были и полуторные машины, но их было мало. В бригаде было всего 6 автотранспортных батальонов. В батальоне по 5 рот, 6-я ремонтная рота. В каждом батальоне было 400 – 500 машин. В нашем батальоне было на ходу 550 машин, 50 – 60 штук были на ремонте. Ремонт производился тут же в лесу, там же жил народ. Эта бригада обслуживала всю трассу. В январе 1942 года бригада была ликвидирована и полная власть была дана батальонам. Батальоны – ОАТБ – выполняли уже непосредственно даваемые распоряжения от управления 102 В. А. Д.

Мой батальон курсировал так: Новая Ладога, Сясь-Строй, Войбоколово, Жихарево, Кабоны, Лаврово. Машины нашего батальона забирали все, что поступало на эти пункты и завозили в Борисову Гриву и ст. Ладожское озеро. … Вообще, машины пустыми никогда не шли. Туда везли людей, оттуда продовольствие, боеприпасы, все что было. … Потом на самом берегу, почти на льду построили железную дорогу к ст. Кабоны, причем строительство производилось так, что из Ленинграда мы на машинах везли рельсы на ту сторону»[69]. «Машины курсировали открытые. Когда ехали люди, то мы предупреждали их, чтобы укутывались хорошенько, ведь морозы тогда стояли сильные. Правда, мы старались перебрасывать народ возможно быстрее, а в Кабонах, Лаврово, Жихарево люди попадали в теплое помещение, согревались, получали горячую пищу»[70].

С 22 января по 15 апреля из города вывезли немногим более 514 тысяч человек без учета спецконтингента и более 554 тысяч человек с его учетом. После прекращения эвакуации в апреле 1942 года в Ленинграде осталось 1,1 млн человек[71]. Погибшие в пути ленинградцы по всем отчетам считались эвакуированными. Только на Вологодской земле умерло по разным данным от 10 до 30 тыс. человек[72]. Несмотря на огромные трудности план вывоза 500 тыс. человек был перевыполнен. Впервые в мировой практике эвакуация сотен тысяч людей шла в условиях блокады, при непрерывных артобстрелах и бомбежках.

Подготовительная работа к летне-осенней навигации 1942 года началась заблаговременно. Уже в марте 1942 года завод им. Жданова (в тот период завод № 190 носил имя А.А. Жданова, сейчас это Северная верфь[73] – А.К.) получил от Военного совета заказ построить сухогрузные баржи для Ладоги. Изготовление поручили корпусному цеху. Несмотря на дистрофию, рабочие приступили к постройке барж. Специалистов было мало, но в цех пришли специалисты других профессий. Они под руководством «корпускников» с успехом освоили новое дело, построив три баржи, досрочно выполнив задание Военного совета. За это завод получил благодарность наркомата судостроительной промышленности[74]. Ф.И. Козодой, секретарь партийной организации завода им.Жданова, вспоминал: «Когда мы строили баржи, цех № 6 сильно обстреливался. Были случаи, когда в течении 30 минут сбрасывалось свыше сотни снарядов. Рабочие этого цеха уходили, прятались в щели, а когда кончался обстрел, снова принимались за работу»[75].

Четвертый период вывоза населения длился с 27 мая по 31 октября 1942 года включительно. Период начался в день, когда Ладога очистилась ото льда, а закончился по решению Ленгорисполкома о прекращении эвакуации с 1 ноября 1942 года. Особенность этого периода в том, что немецкая авиация всеми силами старалась сорвать организованный вывоз населения. 28 мая 1942 года, в первый день эвакуации, более 500 вражеских самолетов налетели на Кобоны, Косу, Ладогу, Борисову Гриву. 29 мая налет повторился, после этого бомбежки Кобон стали частым явлением. 28 мая людей спрятали в щели, убитых не было, но были раненые – одной женщине оторвало кисть левой руки. Об этом рассказывал В.П. Былинский. Он отметил одно существенное отличие: зимой «немец трассу обстреливал, но эвакопункт не трогал»[76].

И тому есть объяснение. На многих судах единственной защитой от авиации противника были винтовки, и моряки, спасая эвакуированное население, совершали рейсы по ночам[77]. Случаев прямого попадания бомб в суда с пассажирами не было, а потери от осколков были незначительными[78]. С другой стороны командование приказало командующему Первым воздушным флотом генерал-полковнику Келлеру «сорвать эвакуацию всеми средствами, особенно воздушными налетами на Ладожский район судоходства»[79].

В июле 1942 года, выступая на заседании бюро Ленинградского горкома, А. А. Жданов заявил, что для превращения Ленинграда в военный город нецелесообразно иметь население более 800 тысяч человек[80]. Он подчеркивал: «Что говорить населению, которое мы обязаны эвакуировать. Вовсе не нужно говорить, что ты обуза, ты лишний. Это сердит и обижает. Надо сказать, во-первых, что своим отъездом ты облегчаешь положение фронта и остающихся работающих, что будет легче оставшимся и армии… Мы ведь армии даем не полный паек, а на 100 г меньше… Второе, надо сказать, что Военный Совет, Горком и Исполком исходят из того, что сейчас промышленность в объеме большем… развернуться не сможет по трудности привоза топлива и добычи электроэнергии, а в это же время рабочие руки нужны в других концах страны. Третье, что мы должны сказать, что мы не хотим вас подвергать трудностям бомбежки…»[81]

Большинство выживших зимой ленинградцев наотрез отказывалось покидать город, надеясь на улучшение продовольственного снабжения. С другой стороны, часть ленинградцев, не подлежавших эвакуации, хотела уехать. Агитаторы долго и терпеливо уговаривали тех и других[82].

Отголоски этих бесед прослеживаются и в современных воспоминаниях: «Меня, маму и сестренку, как я не пыталась возражать, по приказу Ленсовета все же в сентябре 1942 г эвакуировали, т.к. город еще не мог прокормить всех, и больных дистрофией женщин и детей вывозили по “Дороге жизни”»[83] — отмечала Наталья Трофимова.

М. Г. Кардаш вспоминал: «Мы водили эвакопоезда… Кормежка была на вокзале. Эвакуированным выдавали продукты на 5 дней. Эвакуированные летом 1942 года были значительно крепче, чем те, которых эвакуировали зимой. Вывозили в первую очередь инвалидов, стариков. Эти поезда приходилось водить через день. В пути при мне случаев смерти эвакуированных не было. Налетов при мне на поезда не было. Мы совершенно спокойно доставляли пассажиров до 44 км… К пассажирскому поезду на 44 км подходили машины и пассажиров выгружали на машины. Самое малое это продолжалось 4 – 5 часов. Поэтому паровоз там не держали… Эвакуированных отправляли до октября месяца с Московского вокзала. В последнее время стало по два-три поезда уходить»[84].

В связи с выполнением плана эвакуации к 20 октября 1942 года Ленгорисполком принял 22 октября решение о прекращении эвакуации с 1 ноября 1942 года. С этого времени выезд из Ленинграда разрешался городской эвакуационной комиссией только в исключительных случаях[85].

Если зимой 1941 – 1942 гг главным бедствием был голод, то летом осенью 1942 г – авиационные налеты. По сравнению с предыдущими тремя периодами, четвертый был, несомненно, самым успешным. Сыграл свою роль накопленный опыт. Заблаговременно провели подготовительную работу к навигации. Несмотря на налеты немецкой авиации, шли непрерывным потоком перевозки через озеро. В результате вместо планируемых 300 тысяч, вывезли свыше 448 тысяч гражданского населения. Ленинград стал военным городом. Но, несмотря на попытки вывезти «подчистую» все нетрудоспособное население города, сделать этого не удалось. В 1943 году в Ленинграде оставались старики и дети, много раз решительно отвергающие эвакуацию[86]. Софья Блюмберг отразила их мироощущение: «об эвакуации … не думали. У нас и у нашего города была общая судьба»[87].

Судьба тех, кто остался на оккупированной территории, была печальна. Об этом свидетельствует стенограмма сообщения Кириллова Анатолия Григорьевича, секретаря Шлиссельбургского горкома комсомола, записанная 5 июля 1943 года: «Немцы полностью уничтожали еврейское население, уничтожали евреев поголовно. Я имею переписку с одним бойцом евреем. Семья его была в Шлиссельбурге. Немцы загнали всю семью в сарай, и всех расстреляли из пулемета, а семья состояла из шести человек. Когда я прибыл в Шлиссельбург я получил от этого бойца письмо – запрос с просьбой сообщить, что с его семьей. Когда я узнал про судьбу этой семьи, я не хотел сперва сообщить этому бойцу, но потом все же решил сообщить ему, я описал все подробности, которые мне удалось получить, и в конце концов призвал его к мести за все эти зверства. После я получил от него письмо, в котором он пишет, что он открыл счет по истреблению немцев»[88].

Эвакуация ленинградцев позволила стране решить две архиважные задачи: наладить в тылу производство тяжелых танков, сокрушивших в 1944 – 1945 гг оборону противника, и превратить Ленинград в «военный город», где почти все жители принимали участие в создании его оборонного потенциала. Несомненно, что власти на первое место ставили эвакуацию промышленности. Вопросы спасения населения отходили на второй план. Впрочем, так поступали во всех воюющих странах.

Ленинградцы не делились на «военных» и «гражданских»: даже дети ощущали себя частью единого гарнизона города-крепости. Нацистские листовки призывали сложить оружие. На телеканале «Дождь» вновь попытались начать изрядно подзабытую информационную кампанию против Ленинграда, поставив вопрос возможности о его сдачи врагу. Там, по-видимому, не знали, что участь всех ленинградцев была заранее предрешена. Никто в третьем рейхе не собирался снабжать продовольствием непокорный город, остановивший победоносный «блицкриг».

Примечания

[1] Военный энциклопедический словарь. М.: Военное издательство, 1984. С. 826.

[2] Уродков С.А. Эвакуация населения Ленинграда // Вестник ЛГУ. 1958. № 8; Амосов Н. Эвакуация из Ленинграда в годы войны // Блокнот агитатора. 1964. № 3.

[3] Ковальчук В. М. Ленинград и Большая земля. История Ладожской коммуникации блокированного Ленинграда. 1941 – 1943 гг. Л., 1975. Он же. Дорога Победы осажденного Ленинграда. Железно-дорожная магистраль Шлиссельбург – Поляны в 1943 г. Л., 1984; Он же. Магистрали мужества коммуникации блокированного Ленинграда 1941 – 1943. СПб., 2001; Он же. 900 дней блокады. Ленинград 1941 – 1944. СПб., 2005; Доживем ли мы до тишины?: записки из блокадного Ленинграда: сборник / Рос. акад. наук, Санкт-Петерб. ин-т истории; [сост. д. и. н. В. М. Ковальчук и др.] СПб., 2009. «Я не сдамся до последнего…»: записки из блокадного Ленинграда: сборник / Сост. д.и.н. В. М. Ковальчук. СПб., 2010 и др.

[4] Кутузов А.В. Проблемы жизнеобеспечения населения блокадного Ленинграда. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 1995. С. 9 – 13; Кутузов А. В. Эвакуация по Ладожскому озеру осенью 1941 года // 50 лет Великой Победы. История, люди, проблемы. Материалы Региональной научно-исторической конференции (20–21 апреля 1995 г). СПб.: изд-во Санкт-Петербургского государственного университета водных коммуникаций, 1995. С. 81–84; Кутузов А. В. Операция прикрытия 1941 года: эвакуация  ленинградских танкостроителей и публикации в газете «Правда» // Чтения по военной истории. Сборник статей. СПб: СПбГУ, 2006. С. 329–334; Кутузов А. В. Эвакуация ленинградских танкостроителей // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2. История. 2009. Вып. 3. С. 150–156; Кутузов А. В. Блокада Ленинграда в информационной войне. М.; СПб.: ГОУ ВПО РПА Минюста России, 2008. 214 с.; Кутузов А.В. Блокада Ленинграда в исторических параллелях: монография. СПб.: СЗФ РПА Минюста России, 2010. С. 141 – 180; Кутузов А. В. Блокада Ленинграда в информационном противоборстве в годы Второй мировой войны. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. СПб., 2012. С. 26 – 29; Кутузов А.В. «Строители советских танков — кузнецы оборонной мощи СССР» // Труды научно-исследовательского отдела Института военной истории. Т. 5. Книга 1. Начало Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг.: взгляд через 70 лет / [науч. ред.: Коршунов Э.Л. и др.] СПб.: Политехника-сервис, 2013. С. 217 – 230 и др.

[5] Яробков В. В. Дорога Жизни – дорога к Победе: вчера, сегодня, навсегда. СПб.: Изд-во Полигон, 2005. 224 с.: ил.

[6] Пянкевич В.Л. Эвакуация – мучительный выбор ленинградцев // Великая Отечественная война: правда и вымысел. Сб. статей и воспоминаний. Вып. 8. / Сост. В.А. Кутузов. Под общей редакцией И. П. Зиновьева и В.А. Кутузова. СПб.: Изд-во С-Петербургского университета, 2013. С. 49 – 75.

[7]Пянкевич В.Л. Люди жили слухами. Неформальное коммуникативное пространство блокадного Ленинграда. СПб.: Владимир Даль, 2014. 480 с.

[8]Ленинград в осаде. Сборник документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны 1941–1944./ Отв. ред. А. Р. Дзенискевич.  СПб.: Лики России, 1995. 640 с; Ломагин Н.А. В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД. СПб.: Изд-во «Европейский Дом», 2001. 289 с.; Ломагин Н. А. Неизвестная блокада. Документы, приложения. Кн. 2. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. 480 с.

[9] Эвакуация из города // Петербургский дневник. 2014. 15 января. См. : Ленинград в осаде. Архивные документы времен Второй мировой войны. III. Эшелоны идут на восток. Эвакуация населения и промышленности: URL.: http://blockade.spbarchives.ru/ (23.05.2014).

[10] Молчанов А. Героическая оборона Ленинграда. Документальная памятка. Издание четвертое, дополненное. СПб., 2013. С. 7.

[11] Амосов Н. Эвакуация из Ленинграда в годы войны // Блокнот агитатора. 1964. № 3. С. 29.

[12] Ленинград в борьбе месяц за месяцем. СПб., 1994. С. 16.

[13] ЦГА ИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1239. Л.Л. 12(об)–14.

[14] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1279. Л. 12-13.

[15] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 359. Л. 3 – 4.

[16] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1100. Л. 7.

[17] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1279. Л. 8.

[18] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 771. Л. 5.

[19] Рукописный отдел Российской национальной библиотеки (ОР РНБ) Ф. 1434. Ед. хр. № 5. Л. 4.

[20] ЦГА ИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 647. Л.Л. 2(об)–3.

[21] ЦГА ИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 686. Л. 11.

[22] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 647. Л. 3.

[23] Маграчев Л.Е. Репортаж из блокады. – Л.: Лениздат, 1989. С. 101-102.

[24] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1309. Л. 6.

[25] ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 5144. Л. 40.

[26] Августынюк А. В огненном кольце. Л., 1948. С. 38.

[27] Чрезвычайный институт партийных организаторов ЦК ВКП(б). В начальный период войны на 170 промышленных предприятиях были парторги ЦК ВКП(б), которые осуществляли непосредственную связь с ЦК ВКП(б). Одновременно они избирались секретарями бюро, парткомов первичных партийных организаций.

[28] Кутузов А. В. Блокада Ленинграда в информационной войне. С. 93; ЦГА ИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 834. Л. 6 (об) – 7.

[29] Кутузов А. В. Блокада Ленинграда в исторических параллелях. С. 155; ЦГА ИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 834. Л. 8.

[30] Чероков В. С. Для тебя, Ленинград! М., 1978. С.С. 39–40.

[31] Там же. С. 29.

[32] Кутузов А. В. Блокада Ленинграда в информационной войне. С. 98; ЦГА ИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 834. Л. 6 (об) – 8.

[33] Фадеев А. Имени Кирова // Огонек. 1942. № 48. 29 ноября. С. 3.

[34] Дёниц К. Десять лет и двадцать дней. С. 259.

[35] ЦГАИПДСПб. Ф. 4000. Оп.10. Д. 1006. Л. 59 (об).

[36] Ковальчук В.М. Ленинград и Большая земля. С. 76.

[37] Кузинец И.М. Идет война народная (к 70-летию полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады). СПб.: Полторак, 2014. С. 21.

[38] Кузинец И.М. Идет война народная. С. 22 – 25.

[39] Михельсон В.И. Ярыгин М.И. Воздушный мост. М., 1988. С. 128.

[40] Михельсон В.И. Ярыгин М.И. Воздушный мост. С. 120.

[41] Михельсон В.И. Ярыгин М.И. Воздушный мост. С. 271.

[42] Михельсон В.И. Ярыгин М.И. Воздушный мост. С. 274.

[43] Михельсон В.И. Ярыгин М.И. Воздушный мост. С. 284.

[44] Воздушный мост над Ладогой. С. 6.

[45] Михельсон В.И. Ярыгин М.И. Воздушный мост. С. 196.

[46] Война Германии против Советского Союза 1941 – 1945. Документальная экспозиция под редакцией Рейнгарда Рюрупа. 1992. С. 70.

[47] Барц К. Свастика в небе. Борьба и поражение германских военно-воздушных сил. 1939 – 1945 гг. / пер. с англ. М.В. Зефирова М.: ЗАО Центрполиграф, 2006. С.126 – 127.

[48] ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп. 2. Д. 5139. Л. 9.

[49] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1109. Л. 11(об)

[50] Военный энциклопедический словарь. С. 826.

[51] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 383. Л. 5(об) – 6.

[52] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 246. Л.12 – 14.

[53] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 246. Л. 12.

[54] Кузинец И. М. Идет война народная… С. 40.

[55] Князев С.П. и др. На защите Невской твердыни. С. 285.

[56] Павлов Д.В. Стойкость. С. 104.

[57] Ковальчук В.М. Ленинград и Большая земля. С. 174..

[58] Уродков С.А. Указ. соч. С. 39.

[59] Карасев А.В. Ленинградцы в годы блокады. С. 199.

[60] Ковальчук В.М. Ленинград и Большая земля. С. 174.

[61] Дзенискевич А.Р. и др. Непокоренный Ленинград. С. 247.

[62] Очерки истории Ленинграда. Т. 5. С. 235..

[63] Павлов Д. В. Ленинград в блокаде. С. 205.

[64] Карасев А.В. Ленинградцы в годы блокады. С. 199.

[65] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп.10. Д.954. Л. 3(об) – 5.

[66] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 979. Л. 8.

[67] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 383. Л. 9 – 10.

[68] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 954. Л. 5.

[69] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 246. Л. 8 – 9.

[70] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 246. Л. 10.

[71] Карасев А. В. Ленинградцы в годы блокады. С. 238.

[72] Санкт-Петербургские ведомости. 1993. 16 февраля.

[73] См.: Кузинец И. М. Идет война народная. С. 50.

[74] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 565. Л. 10 – 11.

[75] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 565. Л. 18.

[76] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 383. Л. 8(об)

[77] Уродков С.А. Указ. соч. С. 45.

[78] Чероков В. С. Для тебя, Ленинград! С. 88.

[79] Дзенискевич А.Р. и др. Непокоренный Ленинград. С. 299 – 300.

[80] Карасев А. В. Ленинградцы в годы блокады. С. 254.

[81] ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп. 2а. Д.215а. Л.10 – 11.

[82] Амосов Н. Указ. соч. С. 31 – 32.

[83] Трофимова Н. Огонь, вода и хлеб // Чтобы помнили… Иерусалим: Лира, 2002. С. 38.

[84] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 573. Л. 9(об) – 10 (об).

[85] 900 героических дней. С. 406.

[86] Розен А. Разговор с другом. С. 350.

[87] Блюмберг С. Спасибо тебе, капуста // Чтобы помнили… С. 47.

[88] ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 7. Л. 2.

Источник: Доклад на конференции по эвакуации в Иерусалиме в 2014 г.