Дибров Сергей, Бабич Александр. «Кровавый октябрь 1941-го: мобилизация, эвакуация, бомбежки — как Одесса встретила оккупацию».
Ровно восемьдесят лет назад в Одессе начались самые трагические моменты истории города. Завершалась 73-дневная оборона, Красная армия покинула город. Новая власть принесла новые страшные испытания для горожан.
Мы знаем историю обороны Одессы. Мы видели карты со стрелочками и позициями, приносили цветы к мемориалам, которые стоят вдоль линии обороны, как минимум слышали о Григорьевском десанте и самодельных танках НИ.
Но история Одессы того времени — не только дивизии и полки, не только бои, бомбежки и контратаки. Это сотни тысяч мирных жителей — мужчин, женщин, стариков, детей, которые пытались как-то выживать в осажденном, а потом и оккупированном городе.
О том, что происходило в страшные дни октября 1941-го, «Думской» рассказал известный историк и автор книги «Одесса 1941-1944: пережить оккупацию» Александр Бабич.
Александр Бабич — не только замечательный краевед и влюбленный в город экскурсовод, но еще и ученый. Сфера его интересов — жизнь простых людей под катком мировой войны.
Мы встретились в уютном офисе его экскурсионного бюро в самом центре Одессы. Разговор выдался непростым. Александр умеет увлечь собеседника и с головой погрузить его в жизнь обычного мирного человека того времени — сантехника, домохозяйки, водителя трамвая, старика, подростка, который живет осенью 1941 года где-нибудь на Колонтаевской.
Погрузиться в прошлое во время разговора с Александром несложно. Гораздо труднее переживать, осознавать, переваривать информацию, которой он буквально фонтанирует. И понимать, что эти твои переживания и рефлексии — всего лишь жалкая бледная тень того, что пришлось пережить этим людям. Людям, которые были в твоем городе, ходили по этим улицам, жили в этих домах.
Поэтому оставьте свой высокомерный взгляд с высоты прошедших восьмидесяти лет. Ощутите жизнь этого человека из прошлого. Наденьте, условно говоря, его ботинки, мысленно пройдитесь по осажденному городу, поймите его проблемы и попытайтесь их решить. И тогда исторические события станут для вас не просто строками в учебнике истории города.
Александр Бабич. Давай для начала подсчитаем, сколько людей жили в Одессе во время обороны и к началу оккупации, как изменялось их количество — это очень показательно.
Смотри: по данным последней предвоенной переписи, к началу войны в городе жило 604 тысячи человек.
С конца июня 1941 года в Одессу хлынул поток беженцев из Бессарабии. В первую очередь это были советские граждане, которые в 1940-м году переезжали на отобранные у румын территории между Днестром и Дунаем — руководящие работники, специалисты — ничего хорошего их там не ждало, они уходили первыми. Следом пошел поток местного бессарабского населения, в основном евреев — многие знали, что уже происходит за Дунаем, и не ждали от румынской власти ничего для себя хорошего.
До окружения города в Одессе было несколько десятков тысяч человек беженцев. Они надеялись, что Красная армия даст отпор и пойдет бить врага на его территории. Надо отметить, что надежды были не такими и наивными — собственно, такое происходило в конце июня на Дунае, пока после немецкого прорыва не началось общее отступление.
Параллельно с этим в городе шел процесс мобилизации.
Надо отметить, что жители Одессы имели у военного начальства неоднозначную репутацию и считались ненадежными солдатами, если воевали рядом с домом. Поэтому их старались отправить куда-то подальше. Поэтому истории мобилизованных героев-одесситов можно встретить по всем фронтам, вплоть до Ленинграда и Кольского полуострова.
При этом в город присылали воинские части из других частей страны. Город обороняли бойцы едва ли не со всего СССР, мы находили биографии людей с Кавказа, Средней Азии.
В разгар боев потери были очень серьезные, до тысячи человек в день. Маршевое пополнение приходило, например, из восточных областей Украины. Это были мобилизованные и наспех обученные рабочие и крестьяне. В мемуарах командиров можно прочитать, как после высадки в порту они вели бойцов марш-броском в сторону Крыжановки или Дальника, а по пути, на привалах, учили стрелять из «мосинок» и бросать гранаты.
«Думская». Получается, мобилизованные одесситы ушли из города, а тех, кто воевал здесь, эвакуировали в Севастополь?
А. Б. Да. По моим подсчетам, в 1941 году ушли на фронт и не вернулись в Одессу от 60 до 80 тысяч человек.
Параллельно шел процесс эвакуации. Что это значит? Опять же, давай посмотрим обычного одессита. Представь, тебе 50 лет, под мобилизацию не попадаешь. У тебя жена, дети, теща, дом на Слободке, хозяйство. Июль сорок первого, где-то далеко воюют, сообщают о наших победах.
Эвакуация? Это сложно. Это нужно решить вопросы с работой (перед войной увольнения по собственному желанию были запрещены), достать какие-то билеты, возможно, продать имущество или вообще бросить дом, уехать непонятно куда всей семьей — в какую-нибудь Астрахань, Махачкалу или Ташкент. Там тебя никто не ждет, чем там будешь заниматься и на что жить — непонятно. Да и вообще, зачем бежать — тоже непонятно.
Вот ты бы в такой ситуации бросил дом и поехал куда-то?
«Д». Вряд ли.
А. Б. Вот видишь! Поэтому неудивительно, что в первые недели войны люди из Одессы особо не выезжали. К слову, такие же психологические драмы были у жителей Донбасса в 2014 году. Бросить все и уехать — это тяжело даже в наше время, а потом обычно уже поздно.
«Поздно» в Одессе началось 22 июля 1941, когда пошли первые бомбежки. Начало убегать начальство — сотни партийных чиновников отдавали под суд за дезертирство, за то, что они бросали свои предприятия, конторы, отделы. Убегали и обычные люди, по мере возможности.
Но возможностей у людей было немного. 7 августа немцы захватили Вознесенск, кольцо начало замыкаться, хотя изначально в Одессе надеялись, что дальше лиманов румыны не пройдут, даже оборону не планировали.
«Д». Но был же еще морской путь…
А.Б. Согласись, это уже намного сложнее. По морю эвакуировали заводы. Вывозят какой-нибудь станок — с ним рядом эвакуируют токаря. Если повезет, можно и семью пристроить. И примерно понимаешь, что тебя не бросят, а скорее всего, привезут куда-нибудь на Урал, поставят в цех, и будешь работать, как раньше.
Кроме того, морской путь выглядел опаснее. По суше — тоже не сахар, румыны и немцы бомбили эшелоны, в городе это знали. Но 27 июля возле берегов Крыма затонул пароход «Ленин», которым эвакуировали имущество и людей.
Сколько человек было на борту «Ленина» официально, сколько взяли по знакомству, сколько пробрались тайком, сколько было родственников членов экипажа — точно не знает никто. Да, что характерно, на борту были еще и новобранцы — их вывозили из осажденного города, а обратно везли пополнение из других частей страны. Говорят, судно было максимально перегружено, люди заполонили палубы, трюмы, служебные помещения.
После взрыва и затопления спасти удалось 272 человека. Точное количество погибших остаётся неизвестным, возможно — около 4000. Были и другие потери — в море действовала морская авиация Румынии и Италии.
В октябре, с началом эвакуации Приморской армии, все, что могло плавать, задействовали для перевозок войск. Вывозили военные грузы — пушки, автомобили, боеприпасы, лошадей. За две недели вывезли 86 тысяч солдат и всего 15 тысяч мирных жителей.
«Д». Эвакуировали в основном евреев?
А. Б. Судя по всему, нет. Перед войной евреи составляли треть населения, и по румынской переписи тоже получилась примерно треть. Похоже, при мобилизации и эвакуации национальный вопрос не учитывался никак — вывозили всех, по возможности и потребности.
«Д». Но о массовой эвакуации мирного населения речи быть не могло. И что получилось в итоге?
А.Б. Ну, смотри. Перед войной в городе было 604 тысячи. В январе 1942 года румыны провели перепись и насчитали 340 тысяч — это уже после трагических событий первых дней оккупации. То есть за первые месяцы войны и оборону город потерял примерно каждого третьего жителя.
«Д». Мобилизация, эвакуация, беженцы — понятно. А потери от бомбежек?
А.Б. Они тоже были, но не столь масштабные. Румыны не ставили целью и, похоже, не имели возможности бомбить жилые районы. Самолетов у них было немного, и наш 69-й авиаполк майора Шестакова воевал очень достойно. У румынской авиации были понятные цели: порт, военный городок и казармы в районе Асташкина, пороховые склады.
Да, иногда бомбы залетали в жилые кварталы, но вряд ли это было умышленно. Всего за время обороны под бомбами погибли 1429 человек. Тела привозили в бюро судмедэкспертизы, и там сохранились детальные записи.
«Д». И все это продолжалось до раннего утра 16 октября, когда закончилась эвакуация армии…
А.Б. Надо отметить, что сама операция прошла блестяще. Вдоль всего берега построили причалы, задействовали весь доступный флот, вплоть до рыбацких шаланд, чтобы в одну ночь принять на борт армию, которая обороняла огромный город, и тайно вывести.
Румыны, конечно, понимали, что происходит эвакуация, хотя была и маскировка, и дезинформация. Но, похоже, они не смогли представить масштабы. По городу и среди румынского начальства еще долго ходили слухи, что вывезли не всех, что одна из двух дивизий в полном составе ушла в катакомбы. В это было поверить проще, чем в то, что незаметно вывезли морем такое количество войск.
«Д». Сколько бойцов не успело эвакуироваться и осталось в городе?
А.Б. Румыны насчитали три с половиной тысячи. Кто-то из последнего эшелона не успел добежать до моря (бойцы знаменитой 411-й батареи успели в последний момент, — Ред.), кого-то забыли предупредить, кто-то умышленно дезертировал и остался, кого-то румыны перепутали, а кого-то не нашли…
Отходили ночью, быстро, под светомаскировкой. Всякое было — и путаница, и заторы на дорогах к порту, брошенная техника и лошади. Если что-то бросали, старались испортить: вытащить затвор, прицелы…
Саперы полковника Кедринского минировали город. Вечером 15 октября взорвали электростанцию и дамбу Хаджибея. Военный смысл понятен — затопить северный фланг, чтобы не ударили с этой стороны.
«Д». Сколько, по вашим данным, погибло из-за прорыва дамбы?
А.Б. Не думаю, что кто-то погиб. Перепад высот был полтора метра — там негде разгуляться большой волне. Да, затопило дома, огороды, улицы, да, люди потеряли жилье и вообще все. Но так, чтобы кого-то смыло в море — нет такой информации.
«Д». Румынские войска зашли в город только через день. Почему? Говорят, боялись?
А.Б. Не думаю. Опять же, давай посмотрим на ситуацию глазами какого-нибудь румынского офицера. Ты сидишь где-то под Дальником, у тебя линия окопов, впереди — советская линия. Ты воюешь с переменным успехом два месяца. И вот однажды утром просыпаешься, а впереди пусто.
Посылаешь разведку — никого. Докладываешь начальству. Начальство думает, дает команду двигаться вперед. Высылаешь разведку, собираешь свои манатки — за два месяца уже успели обжиться. Все это грузишь на каруцы — машин было мало, все возили лошадями, и поехали.
Разведка, переход. Разведка, переход. Идти немало — километров двадцать. К вечеру дошли. Темнеет, электростанция взорвана. Заходить в город в темноте? Опрометчиво. Заночевали в поле, с утра зашли. Вот вам и день прошел.
«Д». 16 октября — день полного безвластия, получается?
А.Б. Не просто безвластия. Это был день тотальных, всенародных грабежей магазинов, складов. Люди тащили все, разбирали то, что бросили военные, забирали оставленных на улицах лошадей — разграбили все, что могли, что еще оставалось в городе.
Сейчас можно высокомерно вздернуть носик и сказать: «Фи, как некультурно они себя вели, какие невоспитанные!». Но опять же, посмотрите на тот день глазами рядового одессита.
При советской власти жили не особо богато, а тут еще четыре месяца войны, два месяца в осаде. Еду из пригородов не привозят, власть кормит армию и ценные кадры, все остальное по остаточному принципу. Советы ушлы, понятно, что завтра придут румыны. Сейчас единственный шанс разжиться хоть чем-то, какой-то едой, дровами, керосином, какими-то товарами из соседнего магазина. Не от жадности это — люди думали только о своем выживании. И как я вижу сейчас, тем, кто успел хоть что-то намародерить, было проще выживать в первые дни. А кто был тютей и не наворовал ничего, вскоре настрадались.
Наворованное сразу начали менять на то, что нужно, продавать. На «Привозе» продавали «уродовку» — знаешь, что это? Это спирт, в котором хранили экспонаты анатомического музея, зародыши с врождёнными патологиями. Их тоже растащили.
А 17 октября в город зашли румынские войска…
Источник: Думская.