Реэвакуация предполагала возврат имущества и жилья. Это был дополнительный мотив, который заставлял многих евреев торопиться с отъездом. Иметь крышу над головой, как и поиски работы, продовольственное снабжение, социальное и медицинское обслуживание становилось приоритетной целью. В тылу было известно, что освобожденные районы сильно пострадали от оккупации, сохранившаяся недвижимость выросла в цене, а претендентов на нее больше чем достаточно. Люди, собравшиеся в дорогу, надеялись на защиту своих имущественных прав со стороны государства, которое обещало поддержку семьям всех участников войны. Об этом можно было прочитать в периодической печати и слышать по радио. Эвакуированные апеллировали к постановлению СНК СССР от 5 августа 1941 г., которое закрепляло за военнослужащими и их семьями, находившуюся у них ранее жилую площадь. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 марта 1945 г. «О наследниках по закону и по завещанию» круг претендентов из членов семьи военнослужащих был расширен. К ним были причислены родители, а в их отсутствии — братья и сестры погибших и умерших воинов Красной Армии.

Перед отъездом из эвакуации важно было выяснить действительную картину в освобожденных районах, какой бы трагической она ни оказалась. Не обладая всей полнотой информации, люди списывались с бывшими соседями и сослуживцами, с теми, кто пережил оккупацию в годы войны, отправляли запросы в местные органы власти. Далеко не все эвакуированные доверяли сообщениям и публикациям подцензурных средств массовой информации, которые часто носили пропагандистский характер. Вся вина за страдания и разрушения возлагалась на поверженную Германию и немецкий народ, которые должны были ответить за свои преступления и возместить потери. При этом не велось речи о тяжелейших ошибках и просчетах советского руководства, допустившего страдания миллионов людей, многомиллионные жертвы и гигантский материальный ущерб.

Возвращаясь в освобождённые районы, эвакуированные рассчитывали улучшить материальное положение и обрести душевный покой, но вместо этого часто встречали новые трудности. Местные жители называли евреев, «сбежавшими от войны», «отсидевшимися в тылу», тогда как они сами испили горькую чашу оккупации. Жилье часто становилось предметом конфликта. Квартиры и дома эвакуированных пострадали от военных действий, обворовывались мародёрами, соседями или управдомом. Иногда оставшиеся жильцы вместо дров сжигали книги и мебель.

Доказать право на домовладение мешало отсутствие необходимых документов, утраченных в годы войны. Одни дома и квартиры, принадлежавшие евреям, были разрушены, сгорели или были разграблены, а другие самовольно заняты соседями, учреждениями или представителями местной власти. В августе 1944 г. офицер Красной Армии Самуил Мельцер писал Илье Эренбургу, что он побывал в нескольких городах Белоруссии (Брестской, Барановичской и Белостокской областях) сразу после их освобождения от нацистов и встретил там ничтожное количество евреев. Мельцера возмущало, что евреи, даже опознав свои вещи, не могли получить их обратно.

Власти старались удержать часть жилого фонда евреев в пользу государства. Целый ряд квартир и домов евреев был занят руководящими работниками республиканских и областных организаций. Заведующий Особым сектором ЦК КП(б)Б Матузов проживал в квартире семьи Нодельштейн, заместитель Председателя СНК БССР Шавров — в доме семьи Гимельштейн, начальник отдела кадров СНК БССР Матвеев — в доме Картовенко, начальник Белглавснаба при СНК БССР Смирнов — в квартире Этус, заместитель Народного Комиссара внутренних дел республики Хоняк — в доме Троян, а заведующие промышленным отделом и отделом школ ЦК КП(б)Б Колышкин и Ломтев — в квартирах, принадлежавших евреям, но отремонтированных Управлением делами ЦК КП(б)Б.

Реэвакуированные, оказавшиеся без крова, жаловались в различные инстанции, а когда это не давало результата, обращались в Москву. 13 декабря 1945 г. Уполномоченный Комитета Партийного Контроля при ЦК ВКП(б) по Белоруссии Филимонов составил докладную записку «О фактах бездушного отношения к устройству демобилизованных воинов и семей военнослужащих со стороны ряда руководящих работников Белорусской ССР». В документе среди граждан, пострадавших от произвола чиновников, называлось более двух третей еврейских фамилий. В частности, указывалось, что постановление СНК БССР от 20 октября 1945 г. об освобождении жилой площади в домах, занятых под конторы учреждений и организаций, эффекта не дало. Были высвобождены всего 1938 кв. м, на которых в большой скученности разместили 58 семей демобилизованных воинов, 33 семьи инвалидов Великой Отечественной войны и 16 семей военнослужащих. Несмотря на грозные формулировки и требования наведения порядка, московские инстанции не вынуждали своих белорусских коллег принимать невыгодные им решения. Докладную записку Филимонова положили “под сукно” по той причине, что её автор тоже проживал в бывшей еврейской квартире.

После окончания войны местные жители неохотно возвращали евреям их собственность. Обращения в суд осложнялись отсутствием свидетелей, утратой документов и другими объективными причинами. Власти чинили необоснованные препятствия наследникам евреев, погибших в гетто, на фронте или пропавших без вести.

Часть евреев, воевавших в партизанских отрядах и на фронте, не надеясь на помощь властей, возвращали жилплощадь силой оружия, по праву победителей. Другие — использовали служебное положение. В отдельных случаях местные органы власти допускали подлог, чтобы не возвращать довоенное жилье. Они не отвечали на запросы, искажали сведения, о которых запрашивали их бывшие земляки, и даже направляли заведомо ложные данные. Возврат евреям их собственности обычно носил затяжной характер.

Имел место и прямой произвол городских властей, чтобы сохранить занятые дома. Белорусы и русские, не желавшие уступать, жаловались на “необоснованные” претензии евреев. В 1951 г. Барановичский исполком передал на баланс городского жилищного управления более 600 домов расстрелянных евреев. Документация отчуждения содержала подробные сведения о местоположении строений, планы улиц с нумерацией домов, степень технической изношенности, оценочную стоимость и пр. Имена и фамилии бывших владельцев не уточнялись под предлогом, что они погибли и не могли претендовать на это жилье. Вопрос о сохранении прав их наследников игнорировался. Отчужденные дома заселили по усмотрению местной администрации.

Во второй половине 1949 г. первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Николай Гусаров в связи с многочисленными жалобами, дал указание Прокуратуре республики проверить судебные решения и определения, связанные с установлением нарушения права граждан на личную собственность. В порядке надзора было изучено 935 гражданских дел этой категории и принесено 87 протестов. Большинство дел было решено не в пользу евреев. Прокуратура отмечала, что в связи с утратой документов по обстоятельствам военного времени, некоторые суды подходили к существу проблемы формально. Только в одном Минске в коммунальный фонд районных Советов после этого было отобрано 11 домов. Моисей Тейф обратился в суд с заявлением установить факт принадлежности дома его сестре Доре Левиной, погибшей в гетто. Народный суд 2-го участка Сталинского района Минска в октябре 1948 г. положительно решил этот вопрос. Однако по протесту Прокуратуры БССР данное постановление суда было отменено как необоснованное.

Людей, прилагавших усилия для объективного рассмотрения дел, советские власти на местах подвергали административному давлению и угрозам, увольняли и даже арестовывали. Некоторые евреи, чтобы узнать судьбу их близких, отказывались от претензий на принадлежавшее им имущество.

В мае 1944 г. руководство ЕАК в Москве подготовило письмо на имя заместителя председателя СНК СССР В.М. Молотова, в котором говорилось, что оставшиеся на местах пособники Гитлера, принимавшие участие в убийствах и грабежах советских людей, боятся живых свидетелей и препятствуют возвращению евреев в их родные места. Такой вывод Комитет сделал на основе тысяч писем от евреев-красноармейцев, которые возмущались попустительством советских органов власти, не желавших видеть евреев из эвакуации. Семьи военнослужащих-евреев были вынуждены отвоевывали свои квартиры, в которых поселились те, кто остался при немцах. стремление бывших жильцов вернуть свои квартиры и отобрать разграбленную мебель. Это вызвало недовольство тех, которые захватили эти квартиры и присвоили еврейское имущество, а помощи было ждать не от кого. Антисемитские настроения нашли отражение в общественных местах, на рынках, на улицах. Евреев обвиняли в том, что они, якобы, вместо того, чтобы воевать спасались бегством. «Слово “Ташкент” стало ходячим, и зачастую хулиганствующий антисемит, встретив на улице еврея, участника войны, награжденного орденами и медалями, спрашивал: «Ты где купил эти награды? В Ташкенте?» «А по отношению к инвалидам Отечественной войны, что … “это они попали в Ташкенте под трамвай” или что-нибудь подобное».

Таким образом, усилия евреев вернуть утраченное в годы войны имущество и жилища имели большое значение. От этого во многом зависело успешное восстановление мирной жизни, способность пережить последствия Холокоста и найти силы для созидательного труда. С другой стороны, евреи вместо сочувствия встретили скрытое неприятие или откровенное недовольство. Нацистская пропаганда успела подогреть антисемитские настроения. Государственная программа адаптации жертв нацистского геноцида к мирной жизни отсутствовала. Решения большинства насущных вопросов были отданы на откуп местной администрации, которая не всегда была заинтересована в справедливом решении проблемы. В результате только немногие евреи смогли отстоять свои права и поселиться в принадлежавших им домах. Последствия этого шага страна еще долго продолжала чувствовать после окончания войны.

Библиография

1. L. Struggle of Belorussian Jews for the Restitution of Possessions and Housing in the First Post War Decade // East European Jewish Affairs. Vol. 30 (2). Winter 2000, pp. 53-70.
2. Smilovitsky. “Nazi Confiscation of Jewish Property in Belorussia”. Review on: “Нацистское золото из Беларуси: документы и материалы. Минск, 1998 // Jews in Eastern Europe, No 1 (37), 1998, pp. 75-79.
3. Magdalena Waligórska and Ina Sorkina. “The second life of Jewish belongings – Jewish personal objects and their afterlives in the Polish and Belarusian post-Holocaust shtetls” // Holocaust Studies. Vol. 29, 2023. Issue 3, pp. 341-362.
4. Сохранение памяти о Холокосте на постсоветском пространстве. Сборник докладов международной научной конференции 21–22 ноября 2019 г. в Центре диаспоры им. Гольдштейна-Горена при Тель-Авивском университете. Тель-Авив, 2020 г.
5. Альберт Каганович. «Ташкентский фронт». Еврейские беженцы в советском тылу. Москва-Иерусалим, 2023 г.

Леонид Смиловицкий